Обратный путь из невозвратного

Течение последующей жизни порядком меня образумило, сгладило заносчивость позиций.

Мне было напомнено, что лиса может не сразу съесть пойманного зайца, но неспешно вспарывать ему шкуру и наслаждаться тонким визгом окровавленной жертвы.

Ну а что делают садисты кошачьего племени с пойманной мышью?

Так что теперь я готов принести публичные извинения и покаянно заявляю: звери ничем не лучше людей. И те, и те – часть природы.

А с природой спорить бесполезно. С природой надо жить дружно. Она может скрасить мое ожидание момента, в котором заканчивается отмерянный мне отрезок течения речки, ни в которую, ни из которой нельзя войти или выйти дважды…

На этот раз природа проявила благосклонность и я дожидаюсь нашего автобуса не на солнцепеке, а во фруктовоим саду калининской горбольницы и отвлекаю разговорами Сергея, который бежал из Баку после сумгаитской резни, а потом подымал из руин разрушенный землетрясением Спитак, и мерз в окопах на постах в Красносельском районе

Он ответно интересуется моими обстоятельствами:

– Ты давно тут?

– С 87-го.

Его удивляет, почему я не покинул Карабах во время войны, ведь у меня не местная национальность.

– Мне один мусульманин отсоветовал уезжать,– объясняю я.

– Какой ещё мусульманин?

– Абу-аль-Ала. Арабский мудрец. Он говорил: если знаешь, что в каком-то месте чума – не ходи туда, там можешь заразиться. Ну а если все-таки туда попал, то не выходи – ты можешь разнести заразу.

– А как ты вообще оказался в Карабахе?

– Меня ялдаш Наджафов послал, из Баку.

Час от часу не легче! Собеседнику явно не по душе такое обилие порочащих меня связей: мусульманин-араб, коммунист-азербайджанец.

Но тот факт, что мы с ним надували один и тот же труп, чем-то роднит нас и заставляет проявлять терпимость.

– Наджафов – это кто?

– Начальник отдела кадров министерства просвещения Азербайджана. В 87-м он мне сказал: "..мы хотели вас послать в саатлинский район, но пошлём в Карабах, потому что там армяне знают русский язык, вам там будет легче."

Сергей соглашается, что ялдаш Наджафову не откажешь в логике и сообщает, что Саатлы – жуткое место: песок да комары.

Приехал наш автобус, но снова надо ждать – мы должны дать письменные показания, а следователя пока нет.

Женщины из близстоящего дома выносят подносы с чашками кофе.

Пассажиры и водители пьют стоя и уже рождается эпос-фольклор про бедного беженца из Баку, который в суровых сибирских условиях неустанным трудом заработал 20 тыс. долларов и ехал в Ереван купить квартиру, но скончался за двести метров от шлагбаума родины, не пережив потери 2 тысяч.

Когда кофе был выпит, приехали родственники покойного и увезли его дочь, оставив самого дожидаться в местном морге.

Потом пришел высокий и кудрявый следователь и отвел нас в прокуратуру, где старательно дышал через нос, пока мы писали свои показания.

Уже под вечер мы выехали из Калинино, и тут же встретили машину с родственниками и дочерью покойного.

Дживан выбежал на шоссе с белым марлевым поясом в руках и был восторженно расцелован девушкой, забывшей уже всякую суровость.

– Быстро замуж выйдет,– умиленно спрогнозировали наблюдавшие через окно пассажирки.– И деньги есть, и родственники.

В потёмках мы прибываем в Степанаван, где живут водители нашего автобуса и где мы расстаемся со старшим из них: "Ара! Я такого рейса еще не видел!"

Дальше нас повезут Самвел и Дживан, которому сейчас жена принесла несколькомесячного сына в белом чепчике и ползунках.

Тот сидит у папы на руках, уцепившись за черную баранку руля, а Дживан счастливо улыбается – сынок тоже шофёром будет!.

И опять мы едем сквозь ночь, разные, посторонние друг другу люди, но этот невиданный рейс (а может и всякий совместный путь) делает нас своими.

Мы стали частью новой общности людей – гражданами нашего автобуса.

Нам жаль расставаться с парой старичков, которых заждались родственники на одной из дорожных развилок, и с ворчливой владелицей телевизора, и со всеми, кому раньше сходить. Мы не знаем друг друга, но мы свои.

Сергей подсаживается расспросить: куда я в Ереване?

На автовокзал.

Но он не работает ночью.

Дождусь утра.

А родственников нет?

Есть, но не стучаться же к ним в час ночи…

Автобус останавливается напротив ереванского автовокзала. Сойдя первым, я бреду к его стеклянному терему.

Дверь, конечно же, заперта.

Укладываюсь на широком бордюрном камне газона, подложив сумку под голову.

Невысокая фигура поспешно приближается к входной двери. Дергает понапрасну. Сергей?

Да, кажется, он.

Он зовет:  "Сергей!"

Я, не вставая, откликаюсь.

Тот быстро подходит и сбивчиво начинает убеждать, что тут вредно, опасно, а у него есть знакомые родственников в городе или родственники знакомых.

Я прикидываюсь обиженным: неужто он думает, что мои родственники не такие же люди как его родственники?

Мы еще раз прощаемся и он уходит.

Опять какая-то фигура, белея рубахой в темноте, дергает входную дверь автовокзала, а потом безошибочно направляется к месту моей лёжки. Самвел!

– Ты чего тут? – спрашивает он.

– Там заперто, – отвечаю я.

– Пускают ночевать за 500 драм. У тебя есть?

– Есть. Но всё равно заперто.