Обратный счет любви

Они не знали, как сказать Федькиным родителям, и не сказали им ничего. Парня посчитали пропавшим без вести, в то время такое часто случалось. В основном, конечно, исчезали дети всех возрастов и молодые женщины, но и мужики иногда тоже. По крайней мере, у Федькиных матери и отца осталась надежда.

Игорь попал в больницу с травмой головы, контузией и еще с чем-то хреновым. Родителям он сказал, что свалился с платформы. Прокатило, поверили.

Несколько раз Стычкин делал заходы, пытаясь вызнать у Баскетболиста, что все-таки нашел в той яме Федька. Но Игорь уворачивался и нес пургу насчет какого-то церковного архива, а всем было известно, как Федька был повернут на археологии.

Баскетболист валялся с забинтованной башкой и терял сознание при малейшем повышении мышечного тонуса. В такой ситуации приставать с расспросами к нему было трудно и абсолютно безнадежно. И Макс отстал. Про свое диггерство они забыли.

Потом налет на обменник и зона.

Затем снова воля и задница, в которую Бэтээр сам себя засунул, когда решил занять денег у гиены Костоеды.

И чтобы из этой задницы вылезти, Максу срочно и позарез нужны деньги. Или товар. Сейчас много сталкерских сообществ, не то что в те времена. Он пошарит в Интернете, найдет себе напарников и возьмет их в долю. Они достанут эти архивы и найдут кому их толкнуть. А если Ленчик Костоеда будет торопить с выплатой долга и наступать ему на гланды, Макс не станет заморачиваться с экспедицией, а просто найдет покупателя на карту острова сокровищ, которая тоже может стать хорошим товаром.

Баскетболист разжал губы и с трудом произнес:

– Федьку достать надо. Ты прав, Максимка. Достать и похоронить. Родители его как, живы?

– Не знаю. Не узнавал, – огрызнулся Макс, которого тоже ощутимо болезненно цапанули воспоминания, – ну, что, отдашь каракули? У меня времени почти не осталось, скорее решай. Если зажилишь, я снова отправлюсь на зону. Одна радость, что в нашем Редникино без этой мрази Костенко будет почище.

– Сколько тебе надо денег?

После паузы Макс ответил:

– Много. Сразу не отдам.

– А я и не прошу, чтобы ты мне что-то отдавал… сразу.

Игорь, морщась, свесился с кровати, залез в прикроватную тумбочку, пошарил в ящике и вытащил оттуда толстое портмоне. Портмоне сунул Стычкину.

– Мне трудно самому, башка болит. Возьми там авангардовскую кредитку. Пин-код запомнишь, не записывай. Если не хватит, досыплю еще, с другого счета.

– А сколько на этом? – по-деловому осведомился Бэтээр, запихивая карточку в свой бумажник.

– На этом двести тысяч.

– Рублей? – обиделся он.

– Евриков.

– Нормулек, – удовлетворенно произнес Стычкин, – а карта?

– Поправлюсь, вместе пойдем. Хотя давай нарисую.

– Нет. Поправляйся. Припереть тебе жратвы какой-нибудь? Давай я смотаюсь в маркет по-быстрому, а то мне домой хочется поскорее, долг этой гиене в клюв сунуть.

– Да постой ты, не пыли. У меня тут всего навалом из жратвы. Откуда у тебя проблема, лучше расскажи.

Бэтээр пожал плечами и рассказал. Как мыкался в поисках работы, а его никто нанимать не хотел. Он повар классный, только кому нужен работник общепита, окончивший такой колледж? Тогда он решился открыть собственную столовку, и это у него получилось. Он арендовал нежилое помещение в бывшей заводской медсанчасти, которая вплотную примыкала к территории механического завода, а вокруг и около завода вообще сплошная промзона, и покормиться в обед трудовому человеку просто негде. То есть имеется, конечно, заводская столовка, но она внутри проходной и туда не попасть человеку, работающему по соседству на складе стройматериалов, или на овощной базе, или в одной из фирмочек, которые квартируются в трехэтажном кирпичном здании бывшего ПТУ. Так что с нишей Макс Стычкин не прогадал, его столовая процветала. Он сам у плиты и разделочного стола стоял, а чуть позже еще повариху нанял, кассиршу, судомойку и приходящую уборщицу. Все путем было. Если бы не одна завистливая падла. И если бы не жилы-банкиры. Вот, собственно, и все.

Макс развел руками, подводя итог рассказу.

Игорь покивал, соглашаясь насчет падлы и банкиров.

Бэтээр засобирался. Встал со стула, протянул ему широкую ладонь.

– Ну, мне пора, Гарик, – сказал он. – Я, как разберусь с делами, приеду, навещу. Ты давай тут не залеживайся. Дома по-любому лучше.

Лицо Игоря болезненно скривилось, и он плотно закрыл веки. Пальцы, худые, как у узника концлагеря, судорожно стиснули край одеяла.

Макс ругнулся про себя, сообразив, что сказал что-то не то. Как ему может быть лучше дома? Баскетболист теперь остался совсем один.

Стычкин снова уселся, уперев руки в колени. Пожевал губами. Спросил:

– А скажи мне, брателло, вытащил ты тогда что-нибудь из-под завала?

Баскетболист поднял веки, но на Максима так и не посмотрел. Уставился в потолок. Произнес без интонации:

– С десяток николаевских червонцев. Золотых.

– И много их там оставалось?

– Оставалось. План нарисовать?

Стычкин непонятно хмыкнул.

– Поправляйся. Вместе пошарим. Я вот что хотел… Ты Аньку Гусеву помнишь?

– Ну, – после паузы отозвался Игорь.