Обратный счет

Интересно, а кто во второй комнате? Обезьяна шимпанзе, которую злой подросток держал на ржавой цепи и кормил тухлой капустой, пока Лапин не выменял ее на новенький айфон? Крокодил с культей вместо правой передней лапы? Или одноглазая кошка с выводком котят, которая замерзала в ледяном сугробе? Надежда хмыкнула. В отличие от тирана Лапина она сентиментальной не была.

Дверь во вторую комнату была приоткрыта, и Надежда, естественно, завернула в нее, будто решив, что ей туда и надо. «Фигасе», — чуть не произнесла она вслух, оказавшись там.

Помещение было просторным и потому казалось почти пустым. В комнате ничего не было, если не считать компьютерного стола с большим монитором на нем, музыкального центра на низкой тумбе и удобного кресла у окна, в котором, наверно, приятно по вечерам сидеть и слушать классическую музыку. Или что слушает, сидя в кресле, Лапин? «Прощание славянки»? Видимо, это его кабинет.

Она бы так и решила, что кабинет, если бы не повернула голову в другую сторону, отметив периферийным зрением, что там, у стены, сейчас несколько заслоненной раскрытой дверной створкой, имеется что-то еще. И увидела прикрепленную к потолку стальным кронштейном массивную боксерскую грушу. Груша слегка покачивалась на тросе, как будто только совсем недавно ее оставили в покое. Это была не новенькая груша, приобретенная для понтов, а груша-ветеран, с белесыми потертостями на кожаных швах, и хорошо различимыми вмятинами на теле. Рядом с ней на стене висела пара таких же не новых боксерских перчаток.

Левее груши размещалась штанга, установленная на массивных подставках тренажера. И сам тренажер. Тренажер и штанга — это все не так интересно. А вот боксерская груша почему-то привела Надежду в замешательство… Она прищурилась близоруко. На стене, рядом с перчатками, в простой деревянной рамке немного вкривь висела фотография четырех пацанов в полевой армейской форме, облепивших броню бронетранспортера. В одном из них она рассмотрела знакомые черты, но был он тощий и почти черный от загара. А сам бронетранспортер стоял на фоне белых минаретов, и Надя почему-то решила, что это отнюдь не мирный город Душанбе.

Сюрприз. Еще один. Разве может денежный мешок, скрывающий внутри бесформенных костюмов обмылок брюха и вялые конечности, свирепо месить боксерскую грушу пока из нее тонкой струйкой на пол не посыплется песок? Или будет вешать на стену старую черно-белую фотографию, где он снят с армейскими друзьями?

Она повернула голову и наткнулась на его взгляд. Лапин смотрел на нее. Иронично? Насмешливо?

И тогда она вдруг увидела. Она увидела рядом с собой… Как это теперь говорят?.. Мачо. Матерого мачо. Это открытие ее сбило с толку и привело мысли в смятение, но одновременно и включило внутренний рубильник, от времени запылившийся. Брутальные мужчины всегда пробуждали в ней алчность. Не корысть, а алчность. Ни к любви, ни к простому сексуальному интересу таковое чувство отношения не имело. Скорее к спорту или коллекционированию. Коллекция Киреевой, правда не такая большая, как ей приписывала завистливая молва, пополнялась в последний раз давно. Надежда думала, что к собирательству уже охладела, и этот всплеск азартного предчувствия победы тем более ее удивил. Потому что ее коллекция состояла из побед.

Жажда победы возникала у нее, только если мужик сам напрашивался, чтобы его наказать, то есть был несносен и строптив, разговаривал не столько грубо, сколько высокомерно и имел завышенную самооценку. Естественно, он должен быть не вульгарным трамвайным хамом, коих пруд пруди, а в нем должно иметься что-то такое, чему завидуют другие мужики и пускают слюни бабы. То есть трофей должен быть во всех отношениях достойным.

Одержать победу над мягким, как пластилин, инфантильным слабаком, невелика честь. А с бабниками она даже на соседних стульях не садилась. Циничные придурки, хоть флюидов и много испускают.

Но, для справочки, Надежда никогда не опошляла свой чистый спорт финальной близостью. Никаких кроваток в перспективе побежденной стороне не светило. Потому что понятно, что до кроватки ты ему королевна, а после — просто удобная подушка. Или подстилка, которой при необходимости можно наполировать штиблеты, и подстилка не пикнет.

На последнем этапе она всегда умела вырулить ситуацию в нужную сторону. Сафари заканчивалось тем, что Киреева вытирала прирученному зверю сопли, успокаивала, сулила нежную дружбу навеки и строгим тоном наставляла ценить жену, а тот кивал, соглашаясь, и смотрел на нее с тихим обожанием.

Давненько не испытывала она такого азарта. Со временем коллекционировать победы стало скучно. Все повторялось, и каждый раз все было однообразно и очень предсказуемо. Неинтересно. Неинтересный народ мужики. И легкоуправляемый.

Неужели ей вновь захотелось почувствовать свою силу? Скрутить этого тигра-людоеда? Только потому, что у него дома обнаружилась боксерская груша?

Заиграли магическим светом глаза. Губы сами сложились в улыбку, чья магия стоила магии глаз. Боясь выдать себя, она спешно решала, что ей со всем этим делать?