Образ человека как основа искусства врачевания - Том I. Анатомия и физиология

Эти воззрения намечают путь к пониманию действия лекарств, как в вещественной, так и в (гомеопатической) потенцированной форме. Рудольф Штейнер однажды обозначил действие нервно-чувственной системы по отношению к системе обмена веществ как «гомеопатизирующее». Этим он имел в виду, что организм исходя из нервно-чувственной системы по отношению к системе обмена веществ ведет себя полярно противоположно, что он противопоставляет себя действию веществ в нижнем организме. Нижний организм растворяет вещества настолько, чтобы они стали доступными действию верхнего организма. В конце концов, существенными в процессах и функциях нервно-чувственной системы являются воздействия нематериального вида: свет, тон, мысли должны иметь возможность действовать и им не должны препятствовать живые субстанции. В этой области субстанция должна находиться в тонкой форме, быть динамизирована, «потенцирована», иначе она не может быть охвачена силами верхнего организма. Другими словами: организм «гомеопатизирует» (потенцирует) сам. Поэтому средства, предлагаемые аллопатами, лечат, собственно, только благодаря этому «процессу гомеопатизации". Гомеопат при помощи процесса потенцирования лекарственного средства освобождает организм от этой работы, для которой подчас вследствие болезни тот не имеет сил.

Поскольку система обмена веществ согласно своей нормальной функции имеет дело с обработкой веществ, то обычно и лекарства требуются в вещественной форме, если мы хотим, чтобы они действовали в ее области. Напротив, ритмическая система будет отвечать на средние, а нервно-чувственная система - на высокие потенции. При этом следует учитывать, что все три системы взаимно проникают друг в друга, и решающим для диагноза является не локализация, но вид заболевания.

АРХИТЕКТОНИКА ОРГАНИЗМА И ФИЗИОЛОГИЯ СВОБОДЫ

Поддается только наше тело

Скрытым в мраке судьбоносным силам.

Но избегнет ига времени любого,

С младости с природой породнившись,

Реющий свободно в светлых высях

Дух, подобный богу средь богов!

Шиллер

Вопрос о существе и возможности свободы воли, с тех пор как он однажды возник, всегда ощущался как центральный вопрос человеческого бытия вообще. Он тревожил мыслителей со времен Платона и Аристотеля. Религиозные люди Средневековья ощущали его как вопрос о предопределенности, вокруг него велась такая ожесточенная борьба, которую мы едва ли можем понять сегодня. Если религиозные мыслители (Августин, Фома Аквинский, Кальвин) склонялись к тому, чтобы рассматривать человека и душу как Божье творение, как полностью зависимую от его могущества (детерминизм), то в философии нового времени частично проявилась противоположная тенденция: присуждать человеку духовную свободу (Декарт, Кант, Фихте, Шиллер).

Но с начала естественнонаучной эпохи вместо философских аргументов все чаще звучали аргументы естественнонаучного характера, пока в новое время человек не стал объектом естественнонаучного исследования настолько, что вопрос о свободе почти полностью переместился из области философии в область физиологии. Философия и, прежде всего, психология отказались от подходящих для них методов в пользу естественнонаучных. Были зарегистрированы филологические связи душевной жизни, и отдельные душевные процессы стали рассматриваться вместе с физиологическими как звенья причинно-следственной цепочки. Человек со своей душой оказался природно-обусловленным, то есть несвободным существом. «Определенное действие при заданных внешних раздражителях и заданных представлениях происходит с той же природной необходимостью, что и лишенный опоры камень падает в определенном направлении с определенной скоростью. В этом смысле для физиологической психологии свободы воли не существует. Наши величайшие философы со времен Спинозы в этом вопросе были едины.» Теодор Циен, из «Физиологической психологии» которого взята эта цитата, однако, признает, что наши действия определяются не только внешними раздражителями, но при этом надо учитывать и наши представления. Но они для него суть не что иное, как воспоминания о прошлом опыте, то есть они также опираются на прошлые внешние раздражения и образуют, согласно Циену, звено в цепи причин, которые с необходимостью определяют нашу волю.