Образ России в современном мире и другие сюжеты

В начале статьи говорилось о том, что пантеон – не «смиренное кладбище», а поле конкурентной борьбы внутри и вне его. Пирамида пантеона, с одной стороны, весьма хрупкое и шаткое, а с другой стороны, вечное сооружение: оно разваливается и воссоздается, но с изменениями, одни имена исчезают, другие остаются, но происходит их перегруппировка, появляются новые. Заметнее всего хрупкость и изменчивость пирамиды видны с большого хронологического расстояния, но на самом деле покушения на сложившиеся пантеоны происходят в каждодневной культурно-литературной жизни. Ведь всякое, даже самое рутинное выступление критика, среди прочих создателей этих миражных сооружений, содержит стремление либо защитить существующий пантеон, укрепив его новыми «подобными» именами, либо изменить его, а то и вовсе разрушить и заменить на новый. Борьба тыняновских «архаистов» и «новаторов» извечна, но защитный и разрушительный потенциалы обретают взрывное качество, когда относительно устойчивое, равновесное развитие сменяется кризисной динамикой. Тогда пирамида взрывается. Масштабы взрыва могут быть различными, так как – и это уже отмечалось – разномасштабны противостояния внутри одного и того же цивилизационного цикла (например, конфликты классицизм/барокко или романтизм/классицизм) и противостояния в моменты перехода от одного цивилизационного цикла к другому, когда происходит радикальная ломка ценностной системы, нормативности, смена экзистенциальных ориентиров, сопровождающаяся разрушением храмов и разбиванием статуй (как то было на переломах от Античности к христианству, от Средних веков к Ренессансу и далее). Очевидно, происходящая в XX в. новая ломка на переходе к новому цивилизационному циклу еще не завершилась, но многие ее радикальные последствия налицо, в том, что касается литературы: исчезновение традиционных концептов автора, произведения, творчества, классической этики и эстетики, риторики и техники риторики, сближение вплотную элитарной культуры и поп-культуры, рождение неофольклора телевизионной и компьютерной эпохи. Над обломками классического пантеона слышны стенания критика-традиционалиста и посвист постмодерниста, полагающего, что он «сбросил Пушкина с корабля современности». А Пушкин никуда не делся, он там, где и был – на вершине, потому что во всем «виноват Пушкин», как и другие создатели базовой нормативности трансъевропейской цивилизации в ее исторической динамике. В конце концов, Пантеон – это память цивилизации, форма существования ее самосознания, и память будет жива, пока будут сохраняться матричные основы, цивилизационная системность, какие бы внутренние перестройки ни происходили. С вершины шатко-устойчивой пирамиды хорошо видно, что «новаторы» всегда, хотя они представляются себе создателями совершенно нового, занимаются новой разработкой того потенциала, который эти матрицы содержат. Удачная разработка открывает сотрясателям основ путь в консервативный классический пантеон, где они станут объектом новых покушений.

Теургическая константа в русской культуре

В исходном значении теургия, как известно, это термин православной мистики, означающий богодейство, или боготворчество, и предполагающий рассмотрение бытия как непрерывное божественное чудотворение. Естественно, в культуре Древней Руси в Средневековье теургия была мировоззренческой и религиозной основой и культуростроительным творческим импульсом, касалось ли это иконописи, летописания, церковной архитектуры или литературы. Творцы были соработниками Бога во всех христианских культурах на раннем этапе, в том числе и в западноевропейских.

С начала Нового времени, с Ренессансом в западноевропейских культурах началось расхождение религии и творчества, процесс этот достиг зрелости к концу XVIII в. и прогрессировал в последующие столетия. Детеизация культуры, искусства – важнейший фактор, определяющий развитие творчества. Такова неуклонно развивающаяся основная линия западноевропейской культуры от протестантизма, Просвещения через романтизм, исходом которого стало новое, сосредоточенное в индивидуальной личности – Сверхчеловеке (Вагнер-Ницше) не богочеловеческое, а человеко-божеское (языческое) творчество, и далее – вплоть до полного изгнания божественного начала и глубочайшего духовного кризиса в экзистенциализме (французском).

Не так было в русской культуре. Новая русская матрица культуры, возникшая после установления с XVIII–XIX – начала XX в. тесных межкультурных связей, в первую очередь с Францией и Германией, сохранила как энергетическое «ядро» классическое теургическое начало.