Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект

Право на оценку в отношении власти и свобода в выражении эмоций фактически закрепили за журналистикой право на критику и насмешливость. В некоторых СМИ критика и скепсис стали в постперестроечные годы господствующей интенцией в освещении деятельности власти. Недолгие периоды дружелюбия (наиболее благожелательным отношение журналистов к власти обычно связано с периодами экономического благополучия; таковы прежде всего публикации 2005-2010 гг.) сменяются появлением резких, разоблачительных материалов, в которых журналисты – представители российского общества – критикуют власть, изобличают ее, даже высмеивают. Таковы публикации многих ведущих печатных СМИ; в первую очередь «Новой газеты», «Аргументов и фактов», «Новых Известий», «Аргументов неделі», «Независимой газеты». Зачастую недовольство жизненными обстоятельствами трансформируется в недовольство властью. Г. Г. Почепцов называет это «переносом негатива ситуации на политика» [Почепцов 2004: 413]. Власть упрекают в том, что она не выполняет свою основную обязанность – заботиться о благе народа, – и, следовательно, не справляется со своей социальной ролью. Здесь уместно вспомнить, что в идеализированной модели государства ролевые отношения «власть/ народ» традиционно уподобляются отношениям в семье, где власть или глава государства – отец, а остальные подданные – члены семьи. Отражение такого представления – в метафорах «родства», обозначающих правителей разных эпох: Государь, батюшка, надежда, православный, белый царь [Даль. Т. 4: 1999: 570]; Без царя народ сирота [там же: 570]; отец народов – о Сталине, восходит к ветхозаветному обозначению Авраама «отец многих народов» [Душенко 2003: 546] и нек. др. Ученые-психологи, исследующие взаимодействие членов семьи на индивидуальном уровне указывают: а) «роли-обязанности, которые помогают определить вклад каждого члена семьи в организацию совместной жизни [выделено нами – B.C.] и описываются через выполняемые функции»; б) «роли взаимодействия». Во втором случае главенствующим является психоэмоциональное соотношение между членами семьи. Оно определяет «типичные варианты поведения [выделено нами – B.C.] в различных ситуациях семейного общения» [Олифрович Велента 2011 psyjournal. ru/psyjournal/articles/etail.php&Id=2816]. К таким ролям взаимодействия ученые относят, в частности, роли: «всеобщий утешитель», «вечная жертва», «козел отпущения», «любимчик» [Олифрович, Велента], а также: «фанат», «благодетель», «герой семьи», «потерянный ребенок», «талисман» [Троицкая www.liveexpert.ru/journal/view?topic_id=29986]. Чаще всего эти роли возникают в дисфункциональной семье [Троицкая], причем «показателем дисфункциональности системы служит появление патологизирующих ролей» [Олифрович, Велента], к которым в первую очередь относится «козел отпущения» – тот, на ком все привыкли срывать зло. Этот психологический феномен свойствен не только семьям, но и крупным социальным сообществам. Об этом, например, пишет знаменитый французский философ XX века Рене Жирар. В историко-философском труде «Козел отпущения», объясняя генезис культуры как таковой, ученый указывает на жертвоприношение, которое, как он полагает, играет важнейшую роль в этом генезисе. Жертвоприношение, «сосредоточение на избранной жертве», в теории Жирара, – «универсальный механизм самозащиты общества от насилия» [Жирар 2010 predanie.ru/zhirar-rene/book/199594-kozel-otpuscheniya/#description]. Сходное объяснение – в работах российских специалистов по социальной психологии. Так, в «Словаре-справочнике по социальной психологии» В.Г. Крысько поиск виноватого, «козла отпущения», объясняется феноменом «подавленной агрессии» [Крысько 2003: 329]. А именно: 1) агрессия в обществе возникает при невозможности удовлетворить какую-либо потребность, получить то, что необходимо (о типологии психологических потребностей см. выше, сс. 13-15); 2) если найти и уничтожить подлинную причину того, что мешает нормальной жизни, невозможно, общество перемещает «всю порожденную фрустрацией агрессию на удобную альтернативу. Это может быть человек, группа людей, животное или даже неодушевленный предмет» [Крысько: 329]. И далее подчеркивается, что во времена экономических спадов нередко «агрессия в форме активной дискриминации направлялась на тех, кто рассматривался в качестве «законной» мишени» [Крысько: 329].