– Я не придерживаюсь никаких диет. – Бренер положил в рот сочный кусок жареной свинины. – Очень вкусно. Кто же все это готовил?
– Прислуга, – небрежно бросил немец, – ваше здоровье, – он отхлебнул виски, – а вы совсем не пьете?
– Я люблю коньяк. Виски терпеть не могу.
– А говорите, не придерживаетесь диеты, – засмеялся немец, – коньяк здесь тоже есть.
Он встал, открыл зеркальный бар, достал матовую толстобокую бутылку «Камю».
– Сколько дней мы будем плыть? – Бренер пригубил коньяк.
– Дня четыре, не больше.
– Жаль. Когда еще доведется попользоваться за счет бандитских капиталов? Скажите, неужели хозяин всего этого счастья – русский?
– Ну, не совсем, – улыбнулся Карл, – он примерно такой же русский, как вы, то есть еврей. Но гражданин России. И, кстати, он вовсе не бандит.
– А кто же?
– Банкир, политик.
– Как фамилия?
– Вы многого от меня хотите, – развел руками немец, – потерпите, он скоро сам лично вам представится.
– А все-таки между нами, мальчиками, зачем я ему понадобился?
– Ну-у, Натан Ефимович, – Карл укоризненно покачал головой, – всему свое время. Честно говоря, не разбираюсь я в этих играх.
– Неужто? – прищурился Бренер. – А зачем тогда вы в них участвуете?
– Платят хорошо, – он ухмыльнулся, – работа не скучная, не пыльная.
– Сколько вы знаете языков, Карл?
– Английский, русский, испанский, арабский, иврит. Пять, кроме родного. Правда, не все так хорошо, как русский, но мне хватает.
– Вы могли бы зарабатывать деньги как-то иначе.
– Мог бы, – кивнул немец, – а если учесть, что я закончил исторический факультет Берлинского университета с отличием, да еще аспирантуру Института международных отношений в Москве, то я вообще мог бы стать дипломатом или профессором, как вы.
– И что же вам помешало?
– Азарт. Я люблю рисковать.
– Если я правильно понял, вы террорист?
– В определенном смысле, – кивнул Карл с комической важностью.
– Есть у вас какая-нибудь программа, цель?
– А почему вы думаете, что они должны быть?
– Ну, надо ведь чем-то оправдывать риск, жестокость, убийства, – пожал плечами Бренер, – я плохо разбираюсь в политике, но каждому школьнику известно, что у террористических группировок должна быть некая красивая сверхзадача переделать мир, осчастливить человечество, отомстить, изменить что-то в истории и в географии, оттяпать кусок земли у одного государства и передать другому, истребить каких-нибудь врагов по национальному, социальному, или религиозному признаку. Наконец, просто доказать себе и другим собственную значимость. Ну как же без этого?
– А у вас, когда вы изобретаете в своей лаборатории всякую пакость, разве есть программа, цель?
– Я занимаюсь наукой. У науки нет никакой цели, как и у искусства. Это самодостаточные понятия.
– А мораль? – хитро прищурился Карл. – Вам интересно наблюдать, как размножаются вирусы и всякие бактерии? Как мучается подопытный кролик, мой тезка? Вы представляете себе, что так же будут мучиться люди, если плоды ваших исследований кто-то применит на практике? Женщины, дети, старики, совершенно невинные люди…
«Надо же, запомнил кролика, – усмехнулся про себя Бренер, – задела его за живое судьба подопытного тезки…»
– Плодами моих исследований можно по-разному распорядиться. Можно убивать, но можно спасать, лечить. Вот тут как раз и начинается мораль.
– Эйнштейн и Сахаров были гениальными учеными, высоконравственными людьми, – задумчиво произнес Карл, – но разве не лежит на них вина за появление атомного оружия?
– Убивать можно и топором.
– Правильно. Но масштабы разные. Или вы солидарны с Иосифом Джугашвили? Он довольно верно заметил, что гибель одного человека – трагедия, а гибель сотен тысяч – уже статистика. Оружие массового уничтожения изобрели такие, как вы, интеллигентные, тихие, гуманные люди. Так что еще неизвестно, кто из нас террорист, – Карл весело подмигнул, – мы с вами в одной лодке, профессор. В прямом и переносном смысле.
– Заткнитесь, вы, оба! – Инга шарахнула кулаком по столу, зазвенела посуда. – Карл, ты так много говоришь с еврейской свиньей, чтобы освежить свой русский? Чтобы легче общаться с твоей славянской проституткой?
Инга была сильно пьяна. Щеки ее пылали, светлые свежевымытые волосы падали на лицо, в глазах вспыхнул ледяной бледно-голубой огонь, не предвещавший ничего хорошего. Ни Бренер, ни даже Карл не успели заметить, каким образом в ее руке появился пистолет. Дуло заплясало перед глазами.
– Вы бы съели что-нибудь, фрейлейн, – осторожно произнес Натан Ефимович по-немецки.
– Молчать! Убью! Карл, учти, я все знаю. Я всегда все знаю. Ты только и ждешь, когда мы приедем в эту вонючую Россию, чтобы опять встретиться с ней. Не дождешься! Сначала я ее прикончу вместе с ее выродком. Он ведь твой, Карл? Какое счастье, у тебя есть сын! – она скорчила приторную гримасу. – Ты получишь деньги за эту операцию, купишь домик в Новой Зеландии и заживешь там в гнездышке со своим счастливым семейством.
– Инга, детка, убери пистолет, майне кляйне, – Карл расслабленно откинулся на стуле и закурил, – мы все устали, перенервничали, пора спать.