Образование древнерусского государства

Если двум правителям с одной и той же территории можно было собирать дань и ходить в полюдье еще во времена Игоря и Ольги, и это могло вызвать разве что только восстание самих «подданных», так как сами «князи» и их могущественные воеводы, с которыми князья делились не только данью, но и завоеваниями, могли как-то не мешать друг другу уже в силу хотя бы неопределенности и примитивности самой системы поборов с населения, то во времена последующие, в период, когда не военная добыча и контрибуция, дань с чужих земель, а дань со своих подданных и организация полупромыслового-полуземледельческого хозяйства в своей земле должны были обогащать княжескую скотницу, это стало уже невозможным.

Везде стояли «ловища» и «перевесища», «места» и «знамения», всюду хозяйничали и управляли различные княжие «мужи», строго следившие за тем, чтобы кто-нибудь не сделал «перетес» на «знаменном дубу», не «переорал» межу, не поставил свой «знак» на бортном дереве, не бил в пущах и на болотах лосей и бобров, векш и куниц.

Частная собственность росла и укреплялась. На этой почве и произошло столкновение между Олегом Древлянским и Лютом Свенельдичем.

Вскоре погиб и Олег Святославич. «Повесть временных лет» называет виновником его смерти Свенельда, который, якобы желая отомстить за смерть сына, подбивает Ярополка на войну с Олегом, говоря: «поиди на брат свой и прими волость его».

Но новгородская летопись не упоминает о Свенельде и знает только одного воеводу Ярополка — Блуда, а Длугош считает, что война Ярополка с Олегом была просто борьбой за первенство[585].

И по-видимому, так оно и было. Стремясь к «одиначеству», Ярополк, идя по стопам своих предшественников, пытается объединить под своей властью все русские земли. На пути его к единовластью стоят братья — Олег и Владимир.

Да и трудно было ужиться рядом двум князьям, правившим в соседних землях: Киеве и «Деревах».

В 977 г. «поиде Ярополк на Олга» и «победи»… В бою под Овручем («Вручий») рать Олега была разбита, а сам Олег погиб в давке в тот момент, когда разгромленные древляне бежали через мост к воротам города. Ярополк занял Овруч и «прия власть его» (Олега).

Захватив «волость» убитого брата, Ярополк, очевидно, готовился повторить то же самое по отношению к другому своему брату, Владимиру, и его «волости». Напуганный известием о событиях под Овручем, Владимир бежал из Новгорода «за море», к варягам, в Скандинавию, «а Ярополк посадника своя посади в Новгороде, и бе володея един в Руси»[586].

Но энергичный «робичич» не думал складывать оружие. Вскоре (летопись называет 980 г., но обилие событий, падающих на этот год, заставляет предположить, что они растянулись на более длительный срок и начало их восходит к более ранним временам) Владимир с отрядом наемников-варягов возвращается обратно в Новгород и изгоняет посадников Ярополка, заявив им, чтобы они предупредили брата о готовящейся войне. «И седе в Новегороде».

Прежде чем двинуться в поход на Ярополка, Владимир вновь объединяет под своей властью весь русский север: «варяги и словены, чюдь и кривичи».

В этой связи стоит и знаменитый рассказ о покорении Владимиром Полоцкого княжества, убийстве князя Рогволода и женитьбе «робичича» на дочери убитого Рогволода Рогнеде.

Дважды в летописи (Лаврентьевской) под 980 и 1128 гг. говорится о сватовстве Владимира к Рогнеде, о той роли, которую играл в этом «уй» Владимира Добрыня, так как сам Владимир был еще «детьску сущю», об убийстве Рогволода, присоединении Полоцка, о драматических эпизодах дальнейшей жизни Владимира, Рогнеды и их сына Изяслава.

Эпический характер летописного рассказа не вызывает сомнений, и мотивы его восходят далеко в глубь времен, в седую древность. При этом ближе к народному устному преданию является рассказ 1128 г., занесенный позднейшим летописцем с исключительной полнотой, тогда как составитель древнего свода в рассказе, помещенном им под 980 г., посчитал необходимым многое выбросить, как несоответствующее представлению о Владимире как крестителе Руси.

В основе летописного рассказа о Рогволоде, Рогнеде и свате «робичича» Владимира Добрыне лежит народное предание, песня или легенда, но это нисколько не препятствует тому, чтобы признать во всех действующих лицах драматического эпического сказания реальных, исторических, а не мифических героев древнерусской истории.

Только их деятельность облеклась в формы, присущие народному эпосу (славянскому, германскому, скандинавскому), и вылилась в мотивы эпических сказаний, характерные для Нибелунгов и Старшей Эдды, Тидрексаги и Младшей Эдды[587].

Нет никаких оснований сомневаться в том, что во времена, предшествующие походу Владимира на юг, произошло подчинение Полоцка Владимиру.