Читаем Образование древнерусского государства полностью

Быть может, таким образом, Владимир своим походом на Червенские города укрепил здесь, в Прикарпатье, свое влияние, установил свою княжескую администрацию, как это совершил он по отношению к вятичам и радимичам. Тем более что влияние киевского князя на Прикарпатье распространилось давно, и уже во времена Олега и Игоря существовали какие-то связи между Киевом и русским населением Прикарпатья, Волыни, Поднестровья и Подунавья, связи, очевидно, весьма эфемерные и непрочные, скорее союзнические, чем подданнические, которые и попытался укрепить Владимир. В те времена, до походов Владимира, Червонная Русь не входила прочно ни в состав Чехии, которая рассматривала земли, лежавшие от Карпат и Кракова к востоку вплоть до Буга и Стыри, скорее как область церковного, нежели политического влияния, ни в состав Польши, которая во времена Мешко ограничивалась великопольскими землями, ни, собственно говоря, Киевской Руси, хотя несомненно она больше была связана с Киевом, чем с Гнезно или Прагой, связана этническим и культурным единством, торговлей и совместными походами и войнами. Этим следует объяснить то обстоятельство, что в грамоте времен Мешко Краков помещается на границах Руси: «et fines Russiae usque in Cracoa»[599].

Но только Владимир распространил свою власть на Червенские грады и включил их прочно и надолго в состав древнерусского государства, связав их русское население с остальным русским населением Восточной Европы общностью политической, государственной жизни, а впоследствии и общностью религии, что имело огромное значение, так как на протяжении многих сотен лет под иноземным владычеством угров, ляхов и немчинов этот древнерусский край оставался русским именно в силу того, что «язык и вера была одна», одна с остальным населением Руси.

В представлении западных соседей Червонной Руси как неразрывной части всей земли Русской ее создателем и основателем был именно Владимир. Поэтому за ней в западноевропейских хрониках надолго закрепляется название «Lodomeria». Быть может, этот поход Владимира на Червенские города и окончательное присоединение к Киевскому государству сопровождались какими-то действиями и против претендовавших на Прикарпатье чехов и поляков, что нашло отражение в источниках и вылилось в поход Владимира в Польшу.

В 992 г., по летописи, Владимир предпринял поход «на Хорваты», еще дальше на запад. Но поход «на Хорваты», очевидно, не был самоцелью. Владимир воевал с Польшей. Об этом говорят Гильденсгеймские анналы, сообщающие, что в 992 г. польский король Болеслав Храбрый не мог прийти на помощь германскому императору Оттону потому, что был занят большой войной с Русью: «iminebat quippe illi grande contra Ruscianos bellum»[600].

Об этом вспоминает Ипатьевская летопись в связи с походом Даниила Романовича в глубь Польши вплоть до Калиша.

Иный бо князь не входил бе землю Лядьску толь глубоко, проче Володимера великого, иже бе землю крестил[601].

Поход был удачен. Границы Руси на Западе были укреплены.

В этой связи стоит и поход Владимира на ятвягов, датируемый летописью 983 г. «Иде Володимер на ятвягы, и победи ятвягы, и взя землю их»[602].

Присоединение ятвяжской земли, на территории которой впоследствии сложилась Черная Русь, сделало Русь восточным соседом пруссов. В завещании вдовы Мешко польской королевы Оды (992–996 гг.) говорится о том, что Польша граничит с землей пруссов «до места, называемого Русь и по границе с Русью до Кракова»: «…а primo latere longum mare, fine Bruzze usque in locum que dicitur Russe et fines Russe extendente usque in Craccoa et ab ipsa Craccoa usque ad flummen Oddere»[603].

Титмар Мерзебургский говорит, что проповедник Брунон умер в 1009 г. на границах Пруссии и Руси. О схождении где-то на северо-востоке границ Польши («страны Мшка» — Мешко), Пруссии и Руси говорит Ибрагим-Ибн-Якуб[604].

За Карпатами граница русского расселения шла по Дунаю к Грану, по низменности к Солоной и Тисе, а оттуда до Семиградских Альп к Татрам и Кракову, гораздо западнее не только Сана, но и Вислоки. Она охватывала Спиш, Пряшев, Сандомир, Ржешов, Кросно, Роги, Ясло, Судец, Санок, Лежайск и многие другие города, где до сих пор еще говорят по-«руськи» (русински, угро-русски) и придерживаются «греческой веры», хотя ополячивание, ословачивание, мадьяризация, а с ними вместе и окатоличивание зашли очень далеко, оставив от сплошного массива русского населения древних времен лишь небольшие островки веками угнетенного, но стойко выдержавшего все испытания, сохранившего свой язык и культуру украинского населения.

Это русское, т. е. украинское, население прослеживается в источниках начиная с X в. до времен разделов Речи Посполитой, а позднее становится объектом изучения уже не историков, а этнографов[605].

Так установились западные границы Руси, простиравшиеся от Карпат, где они шли восточнее Кракова, и до Пруссии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее