Образование древнерусского государства

Все эти кудесники и волхвы не были, подобно жреческой касте, отгорожены от народа. Ими могли стать любые и из «простой чади», и из «лучших мужей». Они были тесно связаны с родом, с общиной и выделялись ими же из своего состава. Они не были объединены в организацию, не превращались в социальную и политическую категорию, стоящую над обществом.

Могла ли удовлетворять потребностям быстро развивающегося классового общества и государства такая религия, пестрая, многослойная, отражающая в своих представлениях и обрядах различные этапы общественного развития, разностадиальная и разноплеменная, религия, порожденная родовым обществом, первобытно-общинными отношениями, религия, исполнители обрядов которой не отрывались от рода, общины, семьи?

Конечно, нет.

Все это заставило Владимира приняться за религиозную реформу.

И на первом ее этапе Владимир ограничился перестройкой языческой религии. Прежде всего Владимир превращает культ Перуна, бога грома и молний, дружинного бога, в культ всей земли Русской. Он выносит его кумир из «двора теремного», где ему поклонялись дружинники, превратившие почитание его, бога древних антов, в свой дружинный культ, а самого Перуна, сделавши своим покровителем и заступником на небе, ставит «на холму вне двора теремного». Тут же воздвигнуты были кумиры «и Хърса, Дажьбога, Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь».

Так был создан пантеон богов Владимира в Киеве.

Культ Перуна, становящегося богом всей Руси, распространяется и на Новгород. «Владимир же посади Добрыну, уя своего, в Новегороде; и пришед Добрыня Ноугороду, постави кумира над рекою Волховом, и жряху ему людье Ноугородьстии…»[633]. Новгородская I летопись уточняет: «…Перуна кумир».

По-видимому, то же самое происходило и в других городах Руси.

Свой княжеско-дружинный культ, культ Перуна, культ «Рюриковичей», Владимир превращал в религию всей земли Русской и этим самым облек в религиозную реформу превращение власти великого князя киевского из власти одного из «светлых великих князей», «иже суть под рукою его», в единственную на Руси подлинно государственную власть великого князя всей Русской земли, земли многоплеменной, обширной, могущественной.

Мы видим, таким образом, как в реформе языческой религии, проведенной Владимиром, отразились изменения, происшедшие в ее государственном строе. Одно дополняло другое, и оба эти процесса, один, шедший в действительной жизни Древней Руси, в ее политической, государственной эволюции, а другой — в сознании ее социальной верхушки, в ее идеологии (а это передавалось и народным массам, которые, естественно, не имели таких побудительных мотивов к изменению своих языческих верований, как дружинная феодализирующаяся, но все еще варварская знать, и поэтому древнее язычество в народе оказалось столь живучим и распространенным), шли параллельно, и изменения в общественном быте определяли собой изменения в общественном сознании.

Перун в Киеве — на холме «вне двора теремного», Перун в Новгороде — у Волхова, тоже на холме, на другой окраине великого водного пути «из варяг в греки», по которому со времен Олега сложилось русское государство, — не является ли это свидетельством укрепления княжеской власти, распространения ее в новых, более совершенных формах на важнейшие центры Руси?

Понятным становится отношение к Перуну в Новгороде: он был здесь чужим, этот бог киевской дружины, как чужой была и сама эта последняя, навязавшая большому торговому многолюдному городу, второму после Киева на Руси, свою власть и свои порядки, установившая ежегодную дань и т. п. Поэтому при крещении Новгорода жители города на Волхове с таким легким сердцем расстаются с кумиром Перуна, брошенным в Волхов, а какой-то новгородец добродушно, шутя (для гнева, собственно, не было причин: слишком уж невелико было значение культа Перуна и недолго его пребывание в Новгороде), оттолкнул его ногой от берега: «до сыти поел и попил».

Это говорит и за локальный характер культа Перуна. По-видимому, колыбелью этого культа было Среднее Приднепровье, юг, край антов, которые в VI в. уже чтили, по свидетельству Прокопия, бога-громовержца. Новгородцы, пришедшие на берега Волхова в то же примерно время, откуда-то из лесной полосы, по-видимому, были менее знакомы с этим культом и, по существу, не приняли его тогда, когда он стал олицетворять культ киевской княжеской дружины.

Итак, перед нами одна сторона языческой реформы Владимира — объявление Перуна общим богом, установление религиозного единства, основой которого является превращение бога дружины в бога всей Руси, что отразило перемены, происходящие в политической жизни Киевского государства, а именно — установление единой, прочной, могущественной княжеской власти.

Но была и другая сторона реформаторской деятельности Владимира.