Нет никакого сомнения в том, что «вои славны тысящу» — это совсем не тысяча славных воинов, а «нарочитые мужи», входившие в состав особой новгородской военной организации — тысячи, причем так как древнейшим поселением Новгорода был Славенский холм, Славна, своим названием подчеркивающий этнический и социальный состав своего населения, отличного от жителей Чудина конца, Пруссов, Неревского, Людина, то и название военной организации новгородской знати, «нарочитых мужей», новгородской «тысячи» было связано со Славною. Новгородская «тысяча» была Славенской «тысячей» и в «воях славны тысящу» следует усматривать воинов Славенской «тысящи». А ими были «нарочитые мужи» новгородские. Немудрено, что после расправы новгородцев с варягами Ярослав «разгневася». Столкнулись две военные организации — княжая наемная, иноземная дружина, состоявшая из прибывших из-за моря «варягов», искателей славы и добычи, чувствовавшая себя в Хольмгарде, как в завоеванном городе, и древняя тысячная, местная, состоявшая из новгородских «мужей». Эта последняя была слабо связана с князем. И по-видимому, причиной этого был скорее Ярослав (да и он ли один?), чем новгородские «нарочитые мужи». Давнишнее стремление новгородских «нарочитых мужей» к независимости от князя, и не столько потому, что он — князь, а потому, что он — киевский князь; стремление, имеющее под собой реальную основу, а именно — богатство, силу и влиятельность новгородских бояр, тяготившихся своей зависимостью от Киева, бывшего только первым городом Руси, тогда как Новгород был вторым, причем разница между первым и вторым была очень невелика, неизмеримо меньше, чем между вторым и третьим; стремление, выявлявшееся уже неоднократно (стоит вспомнить эпизоды со Святославом, Владимиром, Добрыней, крещением Руси), теперь, при Ярославе, вылилось в восстание потому, что бесчинства наемной варяжской княжеской дружины были той последней каплей, которая переполнила чашу терпения новгородцев.
Тенденции новгородских «нарочитых мужей» к самостоятельности, их богатство и сила вынуждали князей искать «воев» не среди Славенской «тысячи», которая была достаточно могущественна, для того чтобы безоговорочно подчиниться князю, а где-то вне Новгорода. На Русском Севере не было недостатка в такого рода воинах. Из Скандинавии в Гардарики устремлялись толпы норманских авантюристов, воинов-наемников, ожидавших получить на службе у конунгов Хольмгарда свое ӧре, золото, серебро или взамен их — дорогие меха, хорошее платье, дом и содержание и разбогатеть от военной добычи.
Эймундова сага подробно рассказывает о пяти исландцах Бьёрне, Гарда-Катилле, Аскелле, Торде Старшем и Торде Младшем, которые вместе с Эймундом и Рагнаром летом 1016 г. после смерти Владимира прибыли в Хольмгард (Новгород) к конунгу Ярислейфу (Ярославу) и вместе с сотнями других варягов служили у него и принимали участие в его битвах со Святополком (по саге — Бурислейфом), а потом перешли к полоцкому (
О службе варягов у Иерслафа (Ярослава) говорит и Гута-сага, сообщающая о том, как Олаф Святой жил у русского князя в
Естественна неприязнь новгородских «нарочитых мужей», «воев Славны тысящу», к буйной норманской вольнице своего князя, вылившаяся в 1015 г. в истребление варягов «во дворе Поромони». Понятны и ответные репрессии Ярослава. Но в самом непродолжительном времени события сложились так, что Ярославу пришлось решительно отказаться от своей старой политики возвышения варяжской дружины и искать союза с новгородцами, просить помощи у той самой Славенской «тысячи», воинов которой он так недавно безжалостно перебил. Из далекого Киева от сестры Предславы пришла весть. Она сообщала, что отец их умер, а Святополк, убив Бориса и готовя убийство Глеба, затевает что-то и по отношению к Ярославу, и рекомендовала последнему остерегаться брата.