Образование древнерусского государства

…въсташа волъсви в Суждали, избиваху старую чадь по дьяволю наущенью и бесованью, глаголюще, яко си держать гобино. Бе мятежь велик и голод по всей той стране; идоша по Волзе вси людье в Болгары, и привезоша жито, и тако ожиша. Слышав же Ярослав волхвы, приде Суздалю, изъимав волхвы, расточи, а другая показни[718].

Новгородская IV летопись добавляет кое-что к рассказу «Повести временных лет». Она сообщает, что избивали «старую чадь бабы», которые «дрьжать гобино и жито, и голод поущають. И бе мятежь велик и глад по всей стране той, яко мужю своя жена даяти, да ю кормят себе, челядином»[719]. Такие же восстания в Суздальской земле и на Белоозере имели место и позднее, в 1071 и 1088 (1091) гг.

Исходя из анализа всех сообщений летописи и привлекая этнографический материал, мы приходим к следующим выводам. «Старая чадь» была местной феодализирующейся верхушкой, устанавливающей свое господство на осколках распадающегося первобытно-общинного строя. Племенная ее принадлежность здесь, в Суздальской земле, не установлена, но, судя по археологическим материалам и этнографическим данным, большинство ее принадлежало к русифицирующимся остаткам древнего восточнофинского населения края. Остальная часть была кривичскими и вятичскими переселенцами. Среди потомков исконного населения этого края, мери, еще долгое время бытовали некоторые обычаи, отличные от русских и сближающие их с соседней и родственной мордвой. Эта «старая чадь» была опорой князя на далеком северо-востоке Руси, в полуфинской-полурусской земле. Она помогала княжим даньщикам собирать дань, вирникам — собирать виры, везла «повоз», доставляла собранное к специальным княжим «местам», хозяйничала по поручению князя в погостах, была опорой княжих «мужей» во всем. Потому-то в представлении рядовых общинников, «сельского людья», она была проводником всякого рода гнета, ложившегося на него, и исполнителем велений князя и его администрации.

В то же самое время «старая чадь», пользуясь своим богатством, опираясь на своих слуг, обогащаясь в результате эксплуатации челяди, закабаляла своих сообщинников и сородичей, устанавливая полупатриархальные-полуфеодальные формы зависимости и, держа в своих руках всякое «гобино», «обилье» и «жито», становилась вершителем судеб своих менее обеспеченных соседей. И всякий «глад» она использовала для того, чтобы ссудами и кабальными сделками подчинить себе окрестное население.

Вот почему ее обвиняли в том, что она «держит гобино и жито» и «глад поущаеть». Это и было причиной восстания и истребления «старой чади».

Новгородская летопись не случайно говорит, что избитой «старой чадью» были прежде всего «бабы». «Бабы» эти были не кто иные, как «большухи гобиньных домов», хозяйки богатых семей, домов, в руках которых и сосредоточивались запасы продуктов, находившиеся в их распоряжении. Память об этом сохранил древний обычай, бытовавший у мордвы еще в первой половине XIX в., когда перед деревенскими праздниками по домам ходили особые уполномоченные, а хозяйки, приготовив в мешке те продукты, которые они вносили в фонд деревенского пиршества, становились спиною к дверям и поджидали уполномоченных. Те входили в дом, разрезали мешок, вынимали приготовленные продукты и наносили в спину или плечи хозяйке легкие уколы ножом.

На этот раз, в 1024 г., дело шло, очевидно, уже не о ритуальных уколах, а об убийстве тех, в чьих руках были запасы, припрятанные во время голода и используемые с целью закабаления, об убийствах «большух гобиньных домов» «старой чади».