Утомленный этими жалобами, Алексей решил обратить «поставку натурою» бывшему патриарху в деньги и дополнить эту сумму до полного удовлетворения всех его потребностей. Но «святой и великий» человек остался в Ферапонтове. Царь был озабочен в то время задачами более насущными.
Глава V
Бунт Стеньки Разина
1. Казаки
В истории России, как и в истории Польши, происхождение казаков представляет одну из самых темных проблем. Эти банды, как на Дону, так и на Днепре, решительно не признававшие политическую, социальную и экономическую дисциплину соседних государств, от которых они номинально зависели, подчиняясь довольно сильной автономной организации, некоторое время считались остатками более или менее автономных общин древней России. И вот каким образом.
От девятого и до начала четырнадцатого века, в так называемый удельно-вечевой период, славянские групповые единицы, представлявшие политическое единство под властью княжеской фамилии, состояли из трех элементов: коммуны (общины), спутников князя (дружины) и верховной власти. Коммуна представляла собою местный, славянский элемент, характерными чертами которого являлось равноправие всех ее членов, общее решение всех вопросов внешнего и внутреннего порядка и административная и юридическая автономия. Дружинники являлись иностранным, пришлым элементом, основывавшим свои права на силе и пытавшимся установить противоположный порядок вещей. Отсюда постоянная борьба, в которую вмешивался третий элемент, желая использовать раздоры двух других в своих интересах.
Распадение государства, основанного в Киеве, присоединение в четырнадцатом веке Юго-Западной Руси к Литве и полное слияние ее в пятнадцатом веке с Польшей должны были по этой гипотезе перевернуть до основания все установленные отношения. Древние дружинники князя постепенно слились вначале с русскою аристократией (боярами), потом с польским дворянством (шляхтою), в то время как доведенные до уровня плебса (посольство) общины не сохранили ничего из своих привилегий. Местами, однако, там, где русская или польская знать медлила укрепиться и захватить в свои руки землю, так, чтобы господствовать над ними, древние общины могли сохраниться, приняв под влиянием местных условий военный характер.
В конце пятнадцатого или в начале шестнадцатого века представители новой аристократии русской или польской, находясь в конфликте с этим постоянно живучим элементом, заключили с ним договоры и стремились соединиться связями, подобными тем, которые объединяли древних дружинников с древними русскими князьями. Вот почему на Днепре первые известные казацкие гетманы были все вельможи: Лянскоронские, Вишневецкие, Ружинские, затем только уступившие свое место начальникам более скромного происхождения. Но на почве новых политических и социальных отношений, имея своим центром Москву или Краков, эти пережитки старого представляли собою аномалию. Они были обречены на гибель, но стремились еще некоторое время сохранить свое существование и свою оригинальность среди трагической и кровавой борьбы.
Очень авторитетное в свое время положение это теперь уже не имеет защитников. Слово «казак», несомненно, иностранного происхождения, хотя попытки этимологов объяснить его корнями татарскими, турецкими или персидскими грешат некоторой фантастичностью. «Cosacorum nomen a Persis seu Turcis orandum est», – говорил уже Гейденштейн. В диалектах северной Турции «казак», кажется, всегда означал бродягу и, следовательно, разбойника. Начиная с пятнадцатого века это название давалось кочевым татарам, бродившим по степи, занимавшимся охотою и рыбною ловлею, нападавшим на караваны или делавшим набеги на соседние земли Польши и Московского государства с целью добыть пленников для рынка в Константинополе. Сам Кольбер брал оттуда людей для королевских галер. Такой же тип разбойника встречается и теперь в Маньчжурии и на берегах Амура между хунхузами. В Индии разбойники на конях также называются обычно «казаками».
Но это еще не все: на Дону, как и на Днепре, первые казаки были, по-видимому, иностранцы. Нигде нельзя было найти ни малейшего следа древних сельских учреждений, которые бы служили основанием для этих воинственных общин шестнадцатого и семнадцатого веков. Как и в вопросе о самом «мире» прямое происхождение от древнего веча является для этих позднейших формаций мифом, не согласным с действительностью. Общинный дух древней России мог воскреснуть в этих группировках, но происхождение их было иное.