Образование Маленького Дерева

На Рождество у нас был праздничный ужин. Каждый получил по куриной ножке и шейке. Уилберн сказал, так каждый год. Он сказал, очень похоже, где-то выращивают специальных цыплят, у которых нет ничего, кроме ног и шеи. Цыпленок мне понравился, и я съел все.

После ужина мы могли делать, что хотим. На улице было холодно, и все остались внутри, кроме меня. Я взял с собой коробку, прошел через весь двор и сел под дубом. Я сидел очень долго.

Было уже темно, и мне нужно было возвращаться. Я повернулся к главному зданию.

И увидел дедушку! Он вышел из приемной и приближался ко мне. Я выронил коробку и со всех ног побежал к нему. Дедушка стал на колени, и мы обнялись. Мы не разговаривали.

Стало темно, и я не видел дедушкиного лица под шляпой. Он сказал, что пришел меня проведать, но должен возвращаться домой. Он сказал, что бабушка не смогла приехать.

Мне хотелось уйти с дедушкой — больше всего на свете, — но я боялся причинить ему неприятности. Поэтому я не сказал, что хочу домой. Я подошел с ним к воротам. Мы снова обнялись, и дедушка пошел прочь. Он шел медленно.

С минуту я стоял и смотрел, как он уходит в темноту. Мне пришла в голову мысль, что, скорее всего, дедушке будет трудно найти станцию. Я пошел за ним следом, хотя сам не знал, где находится эта станция. Я решил, что, может быть, все равно смогу помочь.

Мы прошли немного по дороге — дедушка впереди, я на некотором расстоянии, — потом пошли по каким-то улицам. Я увидел, что дедушка переходит улицу и входит на станцию. Я остановился, где был, на углу.

Было тихо. В рождественский вечер на улице почти никого не было. Я немного обождал, потом крикнул:

— Дедушка! Скорее всего, я могу тебе помочь прочитать буквы на автобусе.

Дедушка ни капли не выглядел потрясенным. Он подозвал меня знаком. Я подбежал. Мы долго стояли на краю станции, но я никак не мог разобраться в надписях.

Прошло совсем немного времени, и громкоговоритель сам объявил дедушке, какой ему нужен автобус. Я подошел вместе с ним к дверям. Двери были открыты, и с минуту мы постояли. Дедушка смотрел куда-то в сторону. Я потянул его за штанину. Не схватился за него, как после похорон мамы, но все равно потянул. Дедушка посмотрел на меня. Я сказал:

— Дедушка. Я хочу домой.

Дедушка долго смотрел на меня. Потом он нагнулся, схватил меня на руки и посадил на верхнюю ступеньку автобуса. Он встал на нижнюю ступеньку и вытащил кошелек с застежкой.

— За меня и моего ребенка, — сказал дедушка. Он сказал очень твердо. Водитель поглядел на него, но не засмеялся.

В автобусе мы с дедушкой прошли в самый конец. Мне хотелось, чтобы водитель поскорее закрыл двери. Наконец двери закрылись, и мы поехали. Станция осталась позади.

Дедушка обнял меня обеими руками и посадил на колени. Я положил голову ему на грудь, но не заснул. Я смотрел в окно. Оно было покрыто изморозью. В задней части автобуса не топили, но нам было все равно.

Мы с дедушкой ехали домой.

Смотри! — вот до самого неба вздымаются горы,
Окаймляя рождение дня, заграждая солнце;
Собирая в складки туман у ее колен.
А она звенит на ветру переборами
пальцев-ветвей,
Потирая спину о небосвод.

Вот, видишь, катятся валы облаков,

лаская ей бедра,
Роняя шепот и вздох, как капли, с ветвей;
Вот, слышишь, в долах ее чрева
шевелится жизнь;
Ты знаешь тепло ее тела; и сладость ее дыхания;
И крик, и грохот, и гром — ритм ее любви.
В ее животе пульсируют вены воды,
И кормят соками корни, сосущие жизнь,
И струятся потоком из грудей, дающие жизнь
Ее детям, спящим, как в колыбели, в ее любви.
А она добавляет Свой голос, музыку духа,
Песню без слов, песню бегущей воды.

Мы с дедушкой едем домой.

Снова дома

Мы ехали много часов подряд — мы с дедушкой. Я так и сидел, положив голову ему на грудь. Мы ничего не говорили, но и не засыпали. Автобус два или три раза останавливался на станциях, но мы с дедушкой не выходили. Может быть, мы боялись: вдруг что-то случится и нас удержит.

Когда мы с дедушкой вышли из автобуса на обочину дороги, ночь уже кончилась, но еще не рассвело. Было холодно, и на земле был лед.

Мы пошли по дороге и через некоторое время повернули на фургонные колеи. Я увидел горы. Они высоко громоздились впереди, темнее темноты вокруг нас. Я чуть не бросился бежать.

К тому времени, как мы свернули с фургонных колей на тропу ущелья, темнота стала таять в сероватом свете. Вдруг я сказал дедушке, что что-то не так. Он остановился:

— Что случилось, Маленькое Дерево?