Образование Великорусского государства.Очерки по истории

Некоторое, и притом весьма существенное, расширение задач и данных для изучения исторического процесса, приведшего к образованию Московского государства, находим в трудах В. И. Сергеевича. Изучая вопрос «как и из чего образовалась территория Московского государства?», Сергеевич обработал в блестящем историческом очерке «историю Ростовской волости»; очерк этот, несколько сжатый, вошел в отдел «Древностей русского права», посвященный «государственной территории». Этюд этот выдвигал политическую роль и особые политические тенденции северно-русского боярства, подготовляя развитие мысли, высказанной В. И. Сергеевичем еще в 1867 г. в «тезисах» для магистерского диспута: «Московское государство есть создание вольных бояр и слуг». Наблюдения Сергеевича над ролью бояр в политических судьбах Великороссии выводят вопрос об условиях образования Московского государства за рамки традиционной схемы, которая, по существу, сводила изучение этого процесса к описанию работы московских князей над «возвышением» Москвы и оценке условий, содействовавших ее успехам.

В. И. Сергеевич останавливается с особым ударением на «первенствующей деятельности ростовских бояр» в борьбе, которая разыгралась по убиении Андрея Боголюбского; усилия боярства двух старых городов – Ростова и Суздаля – направлены на поддержку «единства Ростовской волости», которое разбивалось «личными интересами князей». Осторожно оговаривая, что вовсе не желает «навязывать Добрыне Долгому с товарищами дальновидных политических планов», Сергеевич признает, что «будет, однако, односторонне объяснять стремления лучших людей Ростовской волости к единству одними их эгоистическими побуждениями: невыгоды многокняжия с неизбежным его последствием – борьбою князей – были так очевидны, что лучшие люди могли желать единства волости и для блага земли». Их тенденциями проникся князь Константин Всеволодович, посаженный отцом в Ростове: «Константин не смотрит на владения отца, как на частную собственность, которую хозяин может дробить по усмотрению; ему присуща мысль о неделимом политическом целом». Так «выгоды единовластия сознавались чуть не за сто лет до Ивана [Калиты] ростовскими боярами и настойчиво проводились ими в жизнь». От них пошла традиция, сохранившаяся среди московского боярства, в котором «большинство должно было состоять из бояр великого княжения Владимирского». Бояре «естественные сторонники объединительной политики»: «очевидно, среди них живет еще старая идея о целости Ростовско-Владимирской волости, и вот они начинают восстановлять старые границы этой волости, то прогоняя наследственных князей, то приводя их в зависимость от великого князя»[26].

В. И. Сергеевич не поставил этих ценных наблюдений ни в какую связь с традициями киевского старейшинства. Установление такой связи противоречило бы его общему учению о древнерусском политическом быте, которого правовой формой был «волостной порядок государственного устройства» – сосуществование множества «небольших государств», волостей-княжений. В отличие от Чичерина, междукняжеские отношения для Сергеевича явление не частного, гражданского, а скорее международного права: княжеские съезды – съезды независимых государей, договоры князей – договоры суверенных владетелей[27]. Этот «волостной порядок» – древнее той эпохи, о какой свидетельствуют древнейшие из исторических источников. Рассматривая деятельность русских князей от Рюрика до Дмитрия Донского, Сергеевич настаивает на полном господстве «политической самостоятельности волостей», при которой «до второй половины XIV в. у князей вовсе не замечается стремления к образованию большого нераздельного государства, которое выходило бы за пределы волостного устройства»[28]. «Первое, но чисто внешнее объединение» получили северо-восточные княжения в подчинении их власти татарского хана. И татары «в противность собственным своим интересам явились проводниками начала объединения Русской земли под главенством великого князя Владимирского»[29]. «Первая ясная мысль об образовании из нескольких волостей неделимого целого появляется только у московских князей». Но и у них не очень рано: первый проблеск этой мысли Сергеевич видит в завещании Дмитрия Донского.