Образование, воспитание, наука в культуре эпохи Возрождения

В городской повседневности роль семьи в воспитании гражданской идентичности и коммунального патриотизма была исключительно велика. В XIII в. во Флоренции преобладали традиции консортерии – семейного клана, объединенного неразделенной собственностью на землю и другие объекты недвижимости, политическим и юридическим протекторатом над определенной территорией и имущественными интересами[35]. Во главе этой семьи-рода стояли избранные капитаны фамилии и особые должностные лица, которые управляли кланом по внутрисемейным кодексам частного права, опираясь на собственную автономную стражу (masnada) – воинский отряд, состоящий из младших членов консортерии, вассалов и клиентов, находящихся в разных степенях зависимости от этой фамилии[36]. Консортерии являлись не только «сообществами башен знати», широко распространялись и в пополанской среде[37], внутри этих родовых ассоциаций трансформировались семейные ценности, тесно связанные с внутриклановой юрисдикцией, предусматривающей свершение правосудия по принципам родовой вражды[38]. Глава клана имел права юрисдикции над младшими членами фамилии, в частности, сыновьями и внуками. Дети получали право самостоятельного распоряжения долей своего имущества и сами несли судебную ответственность за свои поступки только после официального акта эмансипации, распространившегося с XIV в. и совершаемого их отцами или опекунами[39].

Родовые файды и вендетты были обычным явлением в условиях многообразия судебных и внесудебных форм, которое отличало итальянские города-коммуны. Морально-дидактические трактаты XIII в. содержали наставления в том, как следует выражать ненависть и вершить месть. В частности, можно привести труд Боно Джамбони[40], в котором он помещал месть (vendetta) в ряд естественных добродетелей, а не пороков: «На пути вендетты приобретается истинная справедливость между врагами… Если один враг захочет оскорбить другого, тот, кого он пожелал оскорбить, может защищаться по велению природы (естественно) и нанести обиду врагу своему, и ему с ним разрешается поступить путем насилия или ответного оскорбления. И когда обиженный защищается и объявляет вендетту, это и есть то правосудие, которое один враг против другого может использовать; и используя его… он не имеет никакой вины, потому что вендетта призывает на этот путь»[41]. Дидактический трактат другого автора XIII в. – Филиппо Чеффи – учил правилам практики мести: «… как должно говорить и склонять друзей сделать вендетту» и «как должно им отвечать»[42]. Думается, что эти сведения о восприятии вендетты в XIII – начале XIV в. окажутся полезными, учитывая неразделимость партийных противоречий и родовой вражды в городских коммунах. Моралист XIV в. Паоло да Чертальдо причислил вендетту к великим удовольствиям человека: «Первое удовольствие – исполнить свою вендетту: горько быть обиженным своим врагом»[43].

Но в семейном воспитании с XIV в. обычаям рода уже противостояла тенденция к формированию у представителей молодого поколения общекоммунальных ценностей: самоидентификации со своим городом, заботы об общем благе, социальной и политической толерантности, что очень заметно в таких источниках, как семейные книги[44]. Эти записи всегда были предназначены определенным адресатам – сыновьям, внукам и более отдаленным потомкам[45]. Это подтверждает традиция чтения семейных книг детям и внукам вслух в некоторых семьях, а те, кто вел книгу, оставляли после своих записей пустые карты для того, чтобы последующие аннотации вносили их потомки[46]. На рубеже XIII–XIV вв. к хозяйственным регистрациям стали добавляться данные об истории рода и семьи с перечислением предков, о которых автор мог собрать сведения. Это положило начало формированию так называемого социально-политического совокупного тела семьи из записей, фиксирующих динамику социально-экономического положения, партийный статус и степень участия членов фамилии в управлении государством. Наряду с фиксацией реальных сведений семейно-родовая память реализовалась с помощью конструирования истории дома[47], часто используя семейные мифы и предания, особенно в той части, которая касалась славного прошлого рода[48].