Но неужели он все-таки поймал ее взгляд и правильно расшифровал его, испуганно подумала Элен. А то иначе почему бы он вдруг пристально уставился на нее, прищурив глаза? Элен почувствовала себя так, словно он без разрешения завладел ее самыми сокровенными помыслами. Она зябко повела плечами, пытаясь избавиться от ощущения непрошеного вторжения в душу. Тут она увидела, как стальной блеск глаз смягчился, они стали туманно-серыми, и услышала, как он произнес:
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты опаздываешь на поезд. Расслабься, забудь обо всем. Неужели шампанское не подействовало? — осведомился он с шутливой укоризной, покачивая головой и мягко заставляя ее откинуться на изогнутую спинку диванчика. — Когда я приехал, ты была, словно комок нервов, и твою прелестную головку переполняла всевозможная чепуха. Но я буду не я, если ты уйдешь отсюда прежде, чем выбросишь из головы весь этот вздор.
К несчастью, шампанское подействовало даже слишком хорошо, только оно было виновато в том, как, подчиняясь его рукам, Элен безропотно утонула в мягких подушках. Неужели он и впрямь считает ее прелестной? Не хуже графини? Но нет, конечно, это невозможно, уверяла себя Элен, пытаясь скрыть глупые, внезапно подступившие слезы. По мнению Эдуарда, она несла чепуху о скуке, о необходимости перемен. С его точки зрения, все действительно полнейшая чушь, которой следовало решительно положить конец. То, что она ему отказала, никак не устраивало его. Он хотел иметь все сразу. Он считался только с собой.
Но сейчас у Элен не было сил снова поднимать мучительный вопрос, даже если бы от этого зависело спасение собственной жизни. Она чувствовала себя слишком размягченной, безвольной. В голове плавал легкий туман. А Эдуард присел у нее в ногах и очень медленно, одну за другой, снял с нее туфли. Его длинные пальцы мягкими чувственными движениями касались ее изящных ступней, и опять Элен не нашла в себе силы воспротивиться, велеть ему оставить ее в покое...
Ресницы ее слабо подрагивали. Ощущение было сладостное, ни с чем несравнимое. Элен знала, что должна положить этому конец, тем более что одна его рука словно невзначай скользнула по ее лодыжке к колену, задев край юбки, а потом выше, пока его пальцы не нашли то, что искали, и потянули вниз застежку молнии...
— Так лучше? Удобнее? — Он придвинулся ближе. И точно так же, как она не смогла возразить, когда он снимал с нее туфли и расстегивал пояс узкой юбки, сейчас у нее снова не нашлось сил остановить его. Да и что отвечать? «Спасибо, гораздо лучше», — прозвучало бы по-идиотски.
Элен было жарко, этот жар жег ее изнутри и настойчиво требовал выхода. Ощутив прикосновение его прохладных пальцев на своей груди, Элен поняла, что он расстегивает ей жакет. Тропическая температура оранжереи превратила ее изящный шерстяной костюм в орудие пытки, прикосновение дорогой ткани к ее чувствительной коже сделалось невыносимым. Голова Элен откинулась назад, как сломанный цветок на тонком стебельке, а Эдуард, слегка приподняв ей спину, снял с нее элегантный жакет и небрежно, как ненужную тряпку, бросил на пол.
Он снова медленно опустил ее на подушки дивана. Даже с закрытыми глазами Элен знала, что он разглядывает сейчас ее тело. Мускулы ее живота поджались, по телу пробежали горячие волны, а грудь под плотной тканью лифчика сделалась болезненно твердой.
Элен понимала, что должна сейчас испытывать чувство стыда, но ни капельки не смутилась — ведь это любимый раздевает ее. Значит, все правильно. Даже больше чем правильно — восхитительно! Она ощущала, как исчезает тоскливое неосознанное чувство неудовлетворенности, которое уже давно поселилось в ее душе. Прорвавшись сквозь туман, стряхнув с себя блаженное, томное оцепенение, превратившее ее на какое-то время в податливую куклу, с которой он мог поступать, как ему вздумается, Элен сделала над собой усилие: пора чем-то проявить себя, — и решительно взглянула на Эдуарда сквозь густые черные ресницы.
На его точеном красивом лбу выступили мелкие бисеринки пота, высвечивая оливковый оттенок кожи. Мышцы его лица были напряжены, словно он старался как-то справиться с собой. Элен не понимала, что с ним, и не хотела этого знать. Она только слегка повернулась, чтобы его длинным пальцам было легче справиться с застежкой белого лифчика, неромантичность которого теперь уже не смущала ее. Обычно она легко тратила деньги на элегантные наряды, чтобы сделать приятное Эдуарду и соответствовать стилю, который ему нравился, но какая-то пуританская черточка ее натуры заставляла ее тщательно выбирать вещи, которые не выставлялись напоказ. Элен предпочитала строгое белое белье, длинные хлопчатобумажные ночные рубашки, поскольку знала наверняка, что ни один мужчина, а уж тем более Эдуард, не увидит ее полуодетой. И вот теперь...