– Ага, – удовлетворенно кивнула женщина. – Я же говорила, здесь надо караулить, мимо не пройдет. Ну здравствуй, жертва незапланированного культурного контакта! Как тебе наши подопечные?
– Я лишний раз убедилась, что ксенобиолог из меня не вышел бы, – ответила честно, подходя к компании, и устроилась на свободном месте рядом со старшим из мужчин.
Аспирант, представленный как Отто, тут же был отправлен за чашкой для меня. Недалеко – все нужное нашлось в неприметном стенном шкафу. Второй мужчина, Базиль Модестович, оказался не биологом, а программистом. Дама же – начальницей экспедиции со звучным именем Любовь, «и безо всяких формальностей, пожалуйста!».
Конечно, биолог тут же насела на меня с расспросами: опыт общения с аборигенами, не оскверненный жесткими требованиями многочисленных инструкций, представлял для коллег огромную ценность. Сами ученые на такой риск, как непосредственное внедрение в среду куйков, без долгой подготовки идти не имели права, им за подобное самоуправство грозила серьезная головомойка. А с меня – что взять, человек случайный, незаинтересованный.
Я интерес женщины понимала и старалась рассказывать по возможности подробно. Заодно прояснила для себя некоторые детали: отвечала на вопросы Любовь не менее охотно, чем слушала.
Например, ушели куйки выращивали
Шулик, к моему облегчению, выделяли не человекоподобные куйки, а галиги – при каком-то специфическом воздействии на них двуногих.
Одежду ткала одна из разновидностей арениев, готовую, иногда даже сразу с узорами, иногда ее расшивали женщины. Причем со временем платья эти без носки усыхали, пропорционально уменьшались, откуда и широкий выбор размеров.
Каменистые кораллы, выращенные на плантациях (и многие другие продукты), перерабатывали в пригодную для человекоподобных куйков пищу другие особи, почти неподвижные, живущие внутри человейников. Им же скармливали остатки одежды, обуви, предметов быта. Этих мы с Гараниным не видели, что радовало: со слов антропологов, походили амики на огромных жирных гусениц.
В общем, биологический вид оказался весьма самодостаточным: как пчелиный улей, только круче. В ответ на мой вопрос, можно ли их вообще считать цивилизованными и насколько, женщина только рассмеялась – они и сами не могли на это толком ответить. А все шкалы и критерии, которые я пыталась вспомнить на планете, являлись больше творчеством фантастов, чем ученых. Даже набор критериев, определяющих возможность контакта, каждый раз был новым и очень условным.
А в моем рассказе Любовь в наибольший восторг привели действия Мария. Слишком сильно они выбивались из привычных поведенческих матриц, за пределы которых куйки почти никогда не выходили. Да, это наверняка объяснялось возрастными изменениями в его мозге, как и предполагали местные люди-ученые, но интересовали женщину детали: что именно замкнуло в его голове? При отсутствии трупа, конечно, этот вопрос оставался без ответа. Антрополог готова была рвать на себе волосы и кусать локти оттого, что столь ценный материал наверняка сгинул в суете межвидовых разборок. Потом плюнула и решила обратиться к капитану с требованием срочной высадки – вдруг повезет и Мария удастся найти. Я искренне пожелала коллегам удачи.
После разговора Любовь с аспирантом Отто в кильватере двинулась на приступ капитанского мостика, и мы с Базилем остались вдвоем.
– Василиса, разрешите, и я немного вас помучаю? – улыбнулся он. – Не могли бы вы рассказать, как именно произошло перемещение? Дело в том, что «Черный лебедь» весьма далеко отсюда…
– Да с удовольствием, только без показаний приборов все это голые домыслы, – оживилась я. Одно дело исполнять роль наглядного пособия, и совсем другое – обсуждать то, из-за чего несколько дней болела голова, с компетентным человеком.
Базиль, хоть и специализировался в другом, оказался большим любителем астрономии, отлично подкованным в теории, поэтому все мои рассуждения и предположения выслушал с большим воодушевлением и пониманием. Это подкупало, бодрило и заставляло голову работать активнее. Какие-то версии мы сообща отбросили, какие-то возникли вновь.
Самой же стройной и непротиворечивой, на удивление, оказалась фантастическая, подкупающая своим изяществом вероятностная теория.