Образы Италии

После Дуччио в Сьене работали Симоне Мартини, братья Лоренцетти. Их главные произведения можно видеть, не выходя из зал палаццо Публико. Симоне Мартине написал здесь большую фреску – Мадонну под балдахином, который поддерживают сонмы святых и праведников, известную под названием Maestе…[71] Легкость и грация этой грандиозной композиции изумительны. Симоне Мартине превосходит здесь своего учителя Дуччио тонкой красотой и певучестью цвета. А по широте и плавности стиля эта фреска не уступает самым зрелым вещам Джотто. Ее, не задумываясь, можно причислить к совершеннейшим созданиям итальянского треченто. В другой фреске, написанной на стене той же залы и изображающей сьенского военачальника Гвидориччио да Фольяно, Симоне Мартини проявил не меньшее колористическое чувство. Эта вещь – самое мужественное и свободное, что есть в его творчестве. Во фресках в Ассизи и Неаполе, в известном флорентийском Благовещении Симоне Мартини может показаться слишком женственным, слишком увлеченным частностями. Страсть к красивому привела его там к не очень строгой пестроте красок и золота, к изысканной, но утомляющей сложности линии. Ради украшения он даже забывает иногда о внутреннем значении фигур и группировок, то есть делает то, чего никогда не делал Дуччио.

Ученик Симоне Мартини, Липпо Мемми во многом напоминает своего учителя, оставаясь при этом несколько проще и слабее. В соборе в Орвието есть серьезная и прекрасная Мадонна его работы, прикрывающая своей мантией толпу коленопреклоненных людей, что и дало ей имя Madonna dei Raccomandati[72]. Еще значительнее, чем Липпо Мемми, другой сьенский художник треченто, Амброджио Лоренцетти, часто работавший вместе со своим братом Пьетро. Фрески Лоренцетти, изображающие доброе и дурное правление с их аллегорическими атрибутами и жанровыми сценами, где представлена жизнь города и деревни в добрый год и в дурной, являются главной достопримечательностью палаццо Публико. В этих аллегориях и объяснительных к ним надписях сказалось нечто монашески назидательное и подчиненное, что часто встречается в живописи треченто и что сближает Лоренцетти с джоттесками и авторами фресок на Кампо Санто в Пизе. Это не очень приятная черта, и она искупается только занимательностью сопровождающих аллегории жанровых сцен. К сожалению, они дошли до нас наполовину стершимися. Можно предположить, что Пьетро Лоренцетти принимал в этих фресках большое участие, иначе трудно объяснить то шаткое и детское, что есть в них и чего нет в стиле его младшего и более одаренного брата Амброджио. Целый ряд мадонн, сохранившихся в Сьене, свидетельствует об Амброджио Лоренцетти как о сильном художнике, хорошо владевшем формой, наделенном большим темпераментом и расположенном к важности, даже грузности типов.

Такова его святая с ромашками в местной пинакотеке, такова очаровательная чистая мадонна в упраздненном монастыре Сант-Еудженио за городом. Такова и полная жизни и свежести, крепко написанная Madonna del latte[73] в семинарии при церкви Сан-Франческо. В этой превосходной францисканской церкви, сохраняющей трогательное воспоминание о святом из Ассизи в скромном барельефе, где изображена его проповедь птицам, есть большой цикл фресок Амброджио Лоренцетти. Здесь можно получить более правильное представление о размере его дарования, чем перед заказными аллегориями на стенах палаццо Публико. Ясное спокойствие его стиля, никогда не оставляющее его чувство значительного, одухотворенность лиц и выразительность положений делают Амброджио Лоренцетти достойным наследником Джотто.

Duomo [74]

Фреска Лоренцетти, изображающая доброе и дурное правление с их последствиями, написана около 1340 года и, значит, еще во времена доброго правления Девяти. Немного прошло после этого лет, когда Сьене было суждено испытать все бедствия дурного правления и гражданских распрей. Первым несчастьем, обрушившимся на город, была чума 1348 года, которая унесла в могилу большую часть его стотысячного населения. Семь лет спустя пала власть партии Девяти, и это послужило началом бесчисленных переворотов. С тех пор и до самого конца Сьена не знала спокойствия. На протяжении почти двухсот лет она не умела прийти к какому-нибудь равновесию. Высшее торговое сословие в ней не переставало бороться за власть со средним, бедные классы не переставали вздорить с зажиточными, «Noveschi» с «Dodiceschi»[75], простолюдины с аристократами и аристократы между собой. Ничто не могло примирить Толомеи с Салимбени, партию Девяти с партией Двенадцати и обе эти партии с партией Реформаторов. Бывали годы, когда за четыре месяца правительство здесь успевало смениться четыре раза. Недостаточно оправдывает ли это мнение французского летописца Де Коммина, что «этот город управляется так сумасбродно, как никакой другой город в Италии»?