Когда-то Антон спрашивал Милану о причинах, заставивших ее забраться на крышу клуба пять лет назад. Множество раз обрывками фраз она отвечала на вопрос: «Почему?». Тот случай с клубникой на благотворительном вечере, когда он нашел Боярышникову в невменяемом состоянии с анафилактическим шоком. Сам делал укол своими руками, но не задался вопросом, как родители могли допустить подобное. Разве матери или отцу позволительно рисковать здоровьем дочери?
«У меня, знаешь ли, не такие веселые родственники. Мама даже не помнит, в какой месяц я родилась, а отец не устает напоминать, сколь я бесполезна».
Люди не забирались на крыши от скуки, не бежали в другую страну за опасными приключениями от тягот золотой жизни и не искали в других тепло, которого никогда не получали от родных. Милана рвалась к Антону не столько из-за глупой девичьей любви, сколько жаждала стать частью его семьи — примкнуть к единому клану, что никогда не бросал своих в беде. Рядом с Канарейкиным всегда становилось шумно и весело, ведь априори с такими родственниками не жди покоя.
Она молила о помощи. Милана верила, что ее обязательно примут в круг. И, наверное, любила, если пять лет терпела постоянные тычки, отвратительные прозвища, а с ними жестокие слова из уст Антона.
«Если ты вновь облажаешься, я больше не пойду за тобой. Никогда».
Боярышникова устала ждать, и виноват в этом только он.
— Я еще и бойфренд отвратительный, — пробормотал Татошка сам себе, и Алиса сочувственно посмотрела на него. Злость схлынула, оставив разбитость да бесконечную усталость от всего навалившегося. — Это же надо столько накосячить. Хватит на две жизни.
— Козел как есть, — развела руками Канарейкина и поднялась с постели. — Пошли, Лиса над обедом колдует. Что толку перетирать прошлое, надо о будущем думать.
Изо рта Татошки вырвался горький смешок, следом появился цифровой компьютер и методично произнес:
— Антон Павлович, ваше психоэмоциональное состояние достигло критической точки. Я настоятельно советую вам пройти несколько сеансов терапии. Мои сенсоры зафиксировали недостаток концентрации внимания, чувство страха, повышенную тревожность, очень пессимистичную оценку будущего… — принялся перечислять он, и Алиса с интересом наклонила голову.
— Базик, — раздраженно рыкнул Татошка. — Можно к тебе так обращаться?
— Разумеется, — мгновенно отозвался искусственный интеллект. — Вы даете мне имя. Очень мило с вашей стороны. Мои нейроны характеризуют такое отношение как начало долгой и плодотворной дружбы.
— Да, — отозвался Антон и добавил: — А теперь заткнись, Базик. Бесишь уже!
Цифровой компьютер замолчал, хотя явно обиделся на такое отношение. Впрочем, Татошка не придал этому значения. Вряд ли машина, пусть даже такая умная, могла испытывать настоящие эмоции и чувства.
— Вы очень грубый, Антон Павлович, — выдал Базик спустя минуту, на что Алиса беззвучно расхохоталась.
Нет, оказывается, искусственный интеллект очень быстро учился. В том числе и человеческим реакциям.
Канарейкину оставалось закатить глаза, негромко фыркнуть и отправиться на кухню, где, негромко подпевая какой-то певичке, порхал бабочкой Елисей. Нарушая все мыслимые законы, по коридору разносилась громкая музыка. Радовало то, что пару лет назад Павел заказал новую систему подавления шума — в противном случае к ним сейчас долбились бы соседи, требующие прекратить издевательства над их слухом.
Несколько минут Татошке пришлось постоять в проходе вместе с Алисой, пока его брат протанцевал лунной походкой от барного столика к плите со сковородкой. Манящий аромат пасты с креветками пощекотал ноздри и заставил желудок призывно сжаться, словно никакого пирожного всего полчаса назад он не видел.
— Пожалей мои уши, — простонал Антон, когда брат попытался баритоном взять высокую ноту. — Отвратительно поешь, Лисень.
— А ты злобный домашний гном, но я же тебя терплю, — мгновенно подобрался Елисей и бросил в него листом салата.
— Мне кажется, с гномом переборщил, — хмыкнула Алиса, плавно пробираясь между братьями и скользнув в объятия мужа с тихим мурлыканьем. Она дернула его за рубашку, заставляя наклониться. — Тони тебя на полголовы перерос, Лис. И в плечах пошире стал.
— То есть мои физические данные тебя уже не устраивают? — проворчал Елисей, но позволил увлечь себя поцелуем.
Антону ничего не оставалось, как пройти вперед и устроиться за барной стойкой на высоком стуле. К нему сразу же подбежал Слюнявчик с явным намерением забраться на колени и облизать все, до чего дотянулся бы шершавый кошачий язык. Потому не успел Татошка среагировать, рыжий прохиндей уже прыгнул и острые когти вцепились в джинсовую ткань, безжалостно оставляя на ней затяжки.
— Тс-с, Слюнявчик! — прошипел Канарейкин, затем попытался стащить кота с колен. Пушистый зверь недовольно мяукнул, принялся громко мурчать и тыкаться влажным носом куда ни попадя.