Обреченная

Разумеется, формально Хатч не относилась к ученым. И заявила, что намерена покинуть планету задолго до крайнего срока. Так почему бы не положиться на ее заверения?

***

На «Вечерней звезде» Грегори Макаллистер извинился, покинул «Навигатор» и направился к себе. К нему подошла молодая женщина и спросила, не может ли он уделить ей несколько минут. Он узнал ее, поскольку она тоже была в бистро во время дискуссии о влиянии постмодернизма на русский театр. Женщина сидела чуть в сторонке и молчала, но очень внимательно прислушивалась к беседе.

Поразительная привлекательность этой женщины ничего для него не значила. Макаллистер не увлекался коллекционированием красавиц. Однако умение внимательно слушать произвело на него впечатление, поскольку обычно подразумевало некий талант.

Он не ценил ни состоятельность, ни положение в обществе, а посему его нельзя было покорить очарованием или набором свойств, известным как притягательность. Прожив шестьдесят с лишним лет, он знал, что среди так называемых патрициев столько же хамов и оболтусов, сколько невежественных типов водилось в более низком общественном слое. Он предпочитал считать, что интересует его только интеллект, хотя последний был склонен оценивать по отношению человека к мнениям Макаллистера.

- Меня зовут Кейси Хэйз, - представилась красотка. Порылась в кармане жакета и достала удостоверение репортера. - Я работаю в «Интервебе».

Макаллистер позволил себе мельком взглянуть на карточку.

Она была высокого роста, с внешностью фотомодели, с пышными каштановыми волосами, зачесанными назад по нынешней моде. Одета в серые широкие брюки и темный жакет с бриллиантовой запонкой. Он решил, что перед ним - не обычная журналистка.

- Чем могу помочь? - уклончиво осведомился он.

- Мистер Макаллистер, вы слышали последние доклады о системе Малейвы?

- А-а, касательно руин? Да. Я постоянно слежу за этим, разумеется.

Он замедлил шаг, но не остановился. Она шла рядом с ним, не отставая.

- Мне пришло в голову, - сказала она, - что событие такого рода заинтересовало бы вас. Одинокая башня в глуши.

- В самом деле?

Журналисты всегда видели в нем потенциальный материал для очерка или статьи и уж точно жаждали состряпать сенсацию из любого слова, оброненного им в разговоре. Вот только не угадаешь, когда Макаллистер брякнет что-нибудь возмутительное и шокирует публику или, возможно, оскорбит какую-нибудь общественную группу. Взять хотя бы его последнее замечание в Нотр-Дам, где он получал очередную награду. Тогда он заявил, что всякий, кто искренне желает установления терпимого отношения к любым другим людям, должен для начала отбросить все религиозные установления. Когда один из гостей открыто возмутился, Макаллистер с невинным видом поинтересовался, может ли кто-нибудь назвать хоть одного человека, приговоренного к смерти или изгнанного из дома атеистами по религиозным причинам? Однако будь его оппонент более готов к спору, считал Макаллистер, он напомнил бы ему о прославленной нетерпимости самого издателя.

Но, слава богу, эти люди никогда не были легки на подъем.

- Да, - продолжала она. - Я ваша почитательница с самого колледжа.

К этому она добавила несколько слов о великолепии его трудов, и Макаллистер не стал возражать против продолжения беседы. Но было очень поздно, и к тому же он страшно устал. Поэтому он предложил ей вернуться к исходной теме.

- На Малейве-3 мы обнаружили строения погибшей цивилизации. Но, возможно, некоторые из аборигенов еще живы. - Она ослепительно улыбнулась, намереваясь этой улыбкой стереть у него даже тень сопротивления. - Как вы думаете, каково им? Давно ли они здесь существуют? Неужели нынешняя своеобразная кульминация их цивилизации свидетельствует о том, что вся их история, все, что ими когда-либо совершено, это и в самом деле неважно?

- Юная леди… - начал он.

- Кейси.

- Юная леди, откуда же мне знать? И, собственно говоря, почему это должно меня волновать?

- Мистер Макаллистер, я читала «Раздумья босоногого журналиста».

Это его смутило. «Босоногий» был сборником его ранних эссе, где он бичевал общественную глупость показной мужебоязни. Но сборник содержал и длинное эссе, защищающее весьма странное убеждение, первоначально провозглашенное Руссо, что некоторых знаний, обретенных благодаря разлагающему действию цивилизации, лучше было бы не иметь вовсе. Разумеется, это было написано прежде, чем он осознал ту истину, что декаданс скорее привлекателен.

- Все это совершенно не важно, - произнес он. - Тот факт, что на Обреченной кто-то жил - кто-то, кто знал, как складывать камни один на другой, - похоже, не имеет почти никакого значения. Особенно после того, как и они, и камни отправятся в лучший из миров.

Женщина уставилась на него, и он заметил в ее взгляде решимость.

- Мистер Макаллистер, вы, наверное, удивились, когда я остановила вас.

- Вообще-то нет.

- Мне бы очень очень хотелось…

- Взять у меня интервью.

- Да. Само собой разумеется. Если бы вы могли уделить мне время.