Мы рука об руку прошли назад весь прежний путь из третьего класса в первый, от смеха и солнца к ожидавшей его ночи страданий. Я думала об этом с тех пор, как узнала его тайну, и сейчас решилась спросить прямо.
— Это больно? — негромко произнесла я, пока мы шли по коридору.
— Как будто тебя разрывает на части, — так буднично ответил Алек, что я невольно вздрогнула. — Но, превратившись, я уже не могу об этом думать, поэтому все расплывчато.
— Что значит «не могу об этом думать»?
— Когда я волк, мое сознание… оно другое. Став человеком, я не слишком хорошо все помню. — (Ну конечно. Он очень удивился, когда увидел меня вчера утром в турецких банях.) — Не знаю, сколько человеческого от меня остается. Если вообще остается.
— Не говорите так.
— Не нужно отрицать, что я собой представляю. — Он заговорил резче, в голосе прорезался… мне показалось, гнев, но нет. Солнце уже почти село. Волк был близко.
И я испугалась, что мне придется увидеть, как он меняется, но при этом я испытывала возбуждение.
Алек продолжал, уже спокойнее:
— Возвращаться обратно не так больно, скорее, чувствуешь, что все идет так, как должно быть. И я должен это запомнить. Каждую секунду.
Он потянулся, расправил плечи. Его движения становились свободнее, не такими скованными. Он даже шагал быстрее, и мне пришлось торопиться, чтобы поспевать за ним. Я была не против. Что-то во мне вообще хотело пуститься бежать, чтобы Алек смог побежать вместе со мной. Я хотела, чтобы высвободилась его безумная энергия.
Открыв дверь моим ключом, мы прошли в первый класс и направились к турецким баням. Их опять заперли на ночь, но Алек мог войти внутрь.
— А откуда у вас ключ к баням? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Отец попросил. Обычно пассажирам первого класса мало в чем отказывают, нужно только спросить.
Да, так и у меня оказался ключ, благодаря известному имени Лайлов.
— Должно быть, это здорово.
— Во всяком случае, в моем положении.
Я огляделась, вспомнив, как нас заперли тут вместе в первый раз:
— А Михаил не…
— Вчера ночью он оставил меня тут одного, — сказал Алек. Свет в коридоре окрасил его волосы рыжим и углубил тени на лице. Он дышал более поверхностно, почти прерывисто. — Тебя он не беспокоил, нет?
— Только чтобы напугать. — Наверное, стоило рассказать Алеку про записку, но днем, когда светило солнце, я искренне считала, что она написана, только чтобы испугать и затравить меня. — Пока он думает, что я слишком напугана и не выдам его Лайлам, думаю… думаю, со мной все будет в порядке.
— Но тебе нельзя оставаться одной! — Алек взял мои руки в свои, притянул меня к себе. Голос его сделался хриплым, взгляд напряженным. — Пообещай мне, Тесс.
— Обещаю.
Между нами оставалось всего несколько дюймов. Алек прошептал:
— С тобой… с тобой я снова чувствую себя почти человеком.
Он медленно наклонился ко мне. Я закрыла глаза.
Когда его губы прижались к моим, поцелуй не был нежным. Алек показался мне почти отчаявшимся — то, как он стискивал меня, то, как упивался мной. «Волк, — подумала я. — Волк, живущий в нем, уже близко, совсем близко».
Так почему я с таким же отчаянием целовала его в ответ?
Наши губы разъединились. Я дрожала, Алек прерывисто дышал.
— Ты должна уходить, — сказал он.
— Знаю.
Но ни один из нас не отпускал другого.
— Пожалуйста, Тесс! — Алек умолял меня проявить силу воли, отказавшую ему. — Я уже недолго останусь собой!
Я вспомнила рыжего волка… ужас, испытанный мною две ночи назад… и, хотя тот страх не возвращался, воспоминание о нем заставило меня отступить назад. Алек отпустил мои руки, издал негромкий досадливый звук. Мы оба хотели большего.
— Я ухожу.
— Иди. — Алек распахнул дверь, наружу вырвались клубы пара. — Я знаю, что… ради твоего блага… я не должен больше с тобой видеться. Но мысль о том, что мы больше не увидимся, непереносима.
— До конца плавания я буду с Лайлами. — Мой голосок звучал очень жалко.
Он закрыл глаза, сражаясь с чем-то.
— Будь оно все проклято! Будь проклято, дай мне еще пять минут! — Он разговаривал с волком, не со мной.
Напряженная, как струна, рука Алека прикоснулась к моей щеке. Он снова притянул меня к себе и поцеловал — на этот раз поцелуй длился короткую голодную секунду. Затем он вошел в бани и захлопнул за собой дверь. Вместо «прощай» я услышала, как щелкнул замок.
Как в тумане, я побрела обратно в третий класс. Не знаю, чувствовала я себя ликующей или раздавленной, — я могла думать только о вкусе поцелуя Алека на своих губах.
Обхватив себя за плечи, я сообразила, что на мне все еще пиджак Алека. Конечно, можно отдать его стюарду, чтобы тот отнес пиджак в каюту Марлоу. Наверное, мне так и следовало поступить, но это был повод снова увидеться с Алеком — если мне требовался повод.
А он мне требовался.
Я закуталась в пиджак. Алек такой широкоплечий и мускулистый, что его пиджак окутывал меня всю, несмотря на мой высокий рост. И казался мне в некотором роде трофеем. Гордая, все еще чувствуя, как от поцелуев кружится голова, я подняла воротник, чтобы вдыхать запах Алека, и сунула руки в карманы, чтобы ощущать его тепло и вспоминать, как он ко мне прикасался.