Обреченная на корону

— На долю мне выпало очень много зла, — сказала она. — Иногда боюсь, что в жизни у меня никогда не будет хорошего.

Мысли мои путались. Я должна желать победы отцу, но в таком случае Ричард окажется побежденным. И результатом отцовской победы должен стать ужасающий меня брак.

Шли дни, я все больше и больше думала о предстоящем испытании. При встрече принц мне очень не понравился. К тому же у меня не шло из головы, что он потребовал казней и с явным удовольствием смотрел, как рубят головы.

Это было ужасно.

Да, он был всего-навсего ребенком. Восьмилетним. И его наверняка учили ненавидеть врагов. Но все равно глубокое беспокойство не оставляло меня.

Мне хотелось разузнать о нем побольше. Втянуть королеву в беседу о сыне было нетрудно, так как он служил излюбленной темой ее разговоров. Я все лучше и лучше понимала, до чего печальной, безрадостной была жизнь Маргариты. Сын являлся зеницей ее ока. На сына она возлагала все надежды. Готова была на любую жертву ради него. И чем яростнее ненавидела своих недругов, тем больше любила своего Эдуарда.

Я начинала питать расположение к этой королеве. Правда, трепетала перед ней, и временами свирепость в ее глазах действовала на меня отталкивающе, но, когда она стала довольно откровенна со мной и поведала о своих горестях, я, уразумев, как они подействовали на нее, начала ее оправдывать.

Я ждала все новых и новых встреч с нею; думаю, она со мной тоже.

И вот я втянула ее в разговор о сыне. — Мой сын! — Произнесла она эти слова с чем-то похожим на обожание. — Анна Невилл, ничто на свете не может доставить такую радость, как собственный ребенок у тебя на руках. Переносишь мучительные испытания, а потом слышишь крик ребенка... своего ребенка, который рос в тебе и является частью тебя.

— Да, — сказала я. — Мне это понятно.

— Я думала, что лишена этого счастья. Мой Эдуард родился через восемь лет после бракосочетания.

— И все эти годы вы мечтали о ребенке.

— Всем королям необходимо иметь сыновей. За своего я ежедневно благодарю Бога. Как только он появился на свет, я стала думать о его будущем... о том, что будет хорошо для него. И теперь им горжусь. Он станет Эдуардом Пятым Английским. Увидев корону на его голове, я сочту себя вознагражденной за все страдания.

— У королей, похоже, беспокойная жизнь, — заметила я.

Маргарита одарила меня презрительным взглядом.

— Король должен исполнять свое предназначение; а тех, кто свергает его, надо карать смертью. Как хорошо я помню свою радость. Мне даже не верилось. Конечно, поначалу я надеялась, молилась... но думала, что Генрих не способен зачать ребенка. Ты не можешь представить себе моей радости.

— Кажется, представляю, — сказала я.

— У меня, конечно, существовали враги. Например, Йорк. — Маргарита торжествующе засмеялась. — Вообрази себе чувства Йорка, когда он услышал эту весть. Мой сын преграждал ему путь к трону. Поэтому они стали распускать слухи. Говорили, что ребенок не сын Генриха. Как Генрих мог его зачать? Но ты в своем возрасте этого не поймешь. А меня они ничуть не беспокоили. Я смеялась над ними. Ликовала. Я стала матерью будущего короля. О, какое то было чудесное время!

— Представляю ваши чувства, когда он появился на свет.

— Перед этим стряслось большое несчастье. Месяца за два до рождения ребенка у Генриха появились первые признаки болезни. Это было большое горе, большая тревога. А в то время следовало б радоваться. Мы не знали, что с ним. Выяснилось это позже. Генрих не мог двигаться, Лежал в постели... совершенно утратив память. Так вот и началась его странность. Он не знал, что у него появился сын.

— Несчастный король Генрих.

— Болезнь досталась ему от матери — дочери Карла Безумного. Говорят, она может быть наследственной. Мать избежала ее, но передала сыну.

— Какая жалость.

— В этой болезни корень всех наших бед. Те люди ни за что бы не осмелились... если б Генрих не был...

Произнести слово «безумен» Маргарита не могла. Я коснулась ее руки. Она взяла мою руку и недолго подержала в своей. Меня всегда трогали эти внешние знаки приязни между нами. Маргарита начинала видеть во мне свою будущую сноху, хоть я и принадлежала к ненавистному клану Невиллов.

В этот раз я услышала от нее о Тюдорах.

— Мне хотелось познакомиться с матерью Генриха, — сказала Маргарита. — Она была француженкой, как и я. Женщиной сильной воли, хоть и очень мягкой в обращении. Детство у нее было несчастливым, главным образом из-за сумасшествия отца и распутства матери. Какое-то время она вместе с многочисленными братьями и сестрами жила в крайней бедности. Отец ее тогда страдал повторяющимися приступами безумия. Думаю, когда он приходил в себя и брал бразды правления, картина менялась. Однако несчастные дети бедствовали почти все ранние годы. Потом она вышла за Генриха, великого завоевателя Франции, и казалось, жизнь у нее пошла на лад, затем муж умер, оставив ее с младенцем... моим Генрихом. Генрих часто говорит со мной о матери, всегда с нежностью. Из-за нее он и был так добр к Тюдорам.

— А кто такие Тюдоры?— спросила я.