Обреченная (СИ)

— Они правят около семи веков. Точнее знают только они сами. Тутен — главный у них, он может одним прикосновением руки прочитать всю твою жизнь, узнать все твои мысли и сомнения, которые когда-либо возникали у тебя. Обмануть его не возможно. Если Габриеля еще можно, то его никогда. Кирма — его жена, она видит недалекое будущее. Как только ты принимаешь какое-либо решение, она его уже видит. Так они сохраняют свой престол. Ты только задумал мятеж, а она уже сказала и отреагировала. Но видит она только то, что касается их самих непосредственно. Ватир — их сын, Тутен его сам создал. Он обладает огромной силой и скоростью. Он сильнее и быстрее любого из нас. Никто не знает, где Тутен его нашел. Ватир их ударная сила. Кстати, Ватир единственный, кто имеет сразу трех жен, — рассказывал Питер, смотря куда-то вдаль.

— А какие у вас законы, которые надо охранять? — поинтересовалась я.

— На самом деле закон один — не раскрывать свою сущность! А отсюда уже: скрытая охота, отсутствие в солнечные дни и т. д. — объяснял Габриель.

— Теперь твоя очередь! Сколько еще существует дампиров? — твердо спросил Питер.

— Он не сказал точно, сколько еще их существует, но дал понять, что не один и не два. А Ватир ваш действительно сын Тутена. Ватир родился дампиром, а когда он вырос, Тутен приучил его к крови и укусил. Так его сын стал полноправным вампиром. Отсюда у него такая сила и скорость. Остальные дампиры либо живут как обычные люди, как Отто, или стали охотниками на вампиров. Они пьют кровь животных и живут дольше людей, но убить их можно точно так же как и человека. Но вампиров ненавидят все без исключения. Вот и все. Больше он ничего не рассказывал.

— Откуда ему это известно? — шокировано спросил Питер.

— Не знаю точно. Дампиры вроде бы как-то общаются между собой. Наверное, оттуда! — пожала я плечами.

— Почему же Тутен не создал еще, таких как Ватир? — задумавшись, сам себя спросил Питер.

— Потому что Ватир опасен и ему. Он сильнее его. Он просто боится потерять свое место! — размышляла я вслух.

Питер поднял на меня глаза и закивал. Потом он встал и поднялся наверх. Джанет, которая сидела тихо все это время, тоже встала.

— Ты не голодная? — улыбаясь, спросила она.

— Нет. Я кушала перед тем, как отправиться к вам. Спасибо! — поблагодарила я.

— Почему бы тебе ни показать дом! — обратилась она к Габриелю и тут же исчезла.

— Хочешь посмотреть? — вставая и протягивая мне руку, спросил Габриель.

— Конечно! — я тоже встала, взяв его за руку. Боже как это приятно, прикасаться к нему. Кожа хоть холодная и твердая, но нежная на ощупь, как лепестки пиона или любого другого цветка. Сильная рука так нежно меня касалась, что сердце сбилось с ритма.

Мы поднялись наверх. Вдоль всей лестницы на стенах были вывешены картины необычайной красоты. Все, что было на них изображено, выглядело как живое. Создавалось впечатление, что ты стоишь посреди этой нарисованной рощи, что стоит только протянуть руку и ты сразу зачерпнешь чистой прозрачной воды из озера с другой картины.

На втором этаже он показывал на закрытые двери: комната Питера и Джанет, комната Эшли и Роберта, кабинет Питера. Возле каждой двери висели индивидуальные портреты владельцев комнат. Единственным отличием этих портретов от настоящих людей, которых я знала, было то, что они нарисованы как люди. Кожа была телесного, а не белоснежного цвета, на щеках играл румянец, и глаза у всех были разные: у Питера карие, у Джанет голубые, у Эшли зеленые, у Роберта серые.

Вдруг мы остановились перед очередной закрытой дверью. Эта была единственная дверь без портрета. Габриель галантно ее распахнул и жестом пригласил внутрь.

— А это моя комната! — как-то нерешительно произнес он.

Комната была угловой с выходом на закругленную террасу. Она была великолепна: больше чем моя, конечно; высокий натяжной нежно голубой потолок; натуральные бамбуковые обои; вдоль одной стены высокий стеллаж, разделенный на две половины. Одна половина была заполнена музыкальными дисками, вторая была закрыта; на другой стене огромный ЖК телевизор, а напротив него стоял небольшой экзотического вида диван. Сбоку от телевизора маленькая дверь.

— Потрясающе! Очень красиво! — восхищалась я, — а что это за дверь?

— Это гардероб, — махнув рукой, ответил он.

— У тебя столько музыки, — сказала я, водя рукой по полкам с дисками, — а что в этой половине?

— Да уж много. У меня вся популярная музыка, которую создавали за время моего существования. А там краски и мольберт.

— Понятно. Вся музыка? Всех направлений и стран? — ухмыльнулась я.

— Ну, почти. Классика вся. А вот из других направлений, только та, которая когда-то понравилась.

— Понятно, — сказала я, развернувшись к нему лицом. Я утонула в его магических глазах.

— Ты совсем меня не боишься? Даже находясь здесь одна?

— Нет. Ты очень милый! По-моему ты вообще не опасен, — смеялась я.

Габриель печально улыбнулся. Он мне не поверил.

— Вот это ты зря сказала! — кровожадно заявил он. И, глухо зарычав, обнажил ровные нижние зубы. Тело сжалось в пружину. Я испуганно пятилась.

— Не уйдешь!