Обреченное королевство

Король блистал в золотых Доспехах Осколков, хотя в Доспехах кто угодно выглядел королем. Даже Садеас смотрелся весьма внушительно в красных Доспехах, хотя багровое лицо-луковица портило впечатление. Садеас и король гордо выставляли Доспехи напоказ. И… да, возможно, сам Адолин. Его были раскрашены в синее, к шлему прикреплено несколько украшений, и еще полдроны, благодаря которым он выглядел куда более устрашающе. Как можно не выставлять себя напоказ, если носишь нечто столь величественное, как Доспехи Осколков?

Адолин сделал еще один глоток, слушая, как король рассказывает о возбуждении, охватывающем его во время охоты. Только один Носитель Осколков в этом шествии — да что там, во всех десяти армиях — никак не украшал свои Доспехи. Далинар Холин. Отец оставил Доспехам их естественный синевато-серый цвет.

Далинар, с мрачным лицом, ехал рядом с королем. Шлем он привязал к седлу, открыв квадратное лицо с короткими черными волосами, побелевшими на висках. Мало кто из женщин назвал бы Далинара Холина симпатичным: неправильный нос, крупные и жесткие черты лица. Лица воина.

Он ехал на огромном ришадиумском жеребце по кличке Кавалер, одном из самых крупных коней, которых Адолин видел за всю жизнь, — и если король и Садеас выглядели как цари, Далинар каким-то образом ухитрился выглядеть солдатом. Для него Доспехи были не украшением, а рабочим инструментом. И он никогда не ошибался в расчете силы или скорости, которые Доспехи ему давали. Для него, Далинара Холина, носить Доспехи было нормальным состоянием — скорее без них он чувствовал себя как без кожи. Возможно, именно поэтому он заработал репутацию одного из самых великих воинов и генералов, когда-либо живших на Рошаре.

Адолин страстно желал, чтобы внешне отец чуть побольше соответствовал своей репутации.

Он думает о видениях, догадался Адолин, перехватив отсутствующее выражение и тревогу в глазах отца.

— Прошлой ночью опять, — шепнул он Ринарину. — Во время сверхшторма.

— Знаю, — ответил Ринарин взвешенным размеренным голосом. Он всегда отвечал с задержкой, как если бы взвешивал слова в уме. Некоторые женщины признавались, что манера разговора Ринарина заставляла их чувствовать себя так, как если бы их мысленно разбирали на части. Они дрожали, разговаривая с ним, хотя сам Адолин никогда не находил младшего брата даже на чуточку неприятным.

— И что, по-твоему, они означают? — спросил Адолин, говоря так тихо, что только Ринарин мог его слышать. — Отцовские… приступы?

— Не знаю.

— Ринарин, мы не можем делать вид, что их не существует. Солдаты болтают. Все десять армий полны слухами!

Далинар Холин сходил с ума. Во время сверхшторма он валился на пол, его била дрожь. Потом начинал нести чушь. Часто вспрыгивал на ноги и молотил руками по воздуху; в голубых глазах плескалось безумие. Адолин должен был держать его, иначе он мог ранить себя или других.

— Он видит вещи, — сказал Адолин. — Или думает, что видит.

От галлюцинаций страдал еще дед Адолина. Состарившись, он решил, что вернулся на войну. Быть может, то же самое происходит с Далинаром? Быть может, он снова переживает первые битвы, дни, когда он заслужил славу? А может быть, он опять и опять видит ту ужасную ночь, когда Убийца в Белом убил его брата? Но почему после приступов он так часто упоминает Сияющих Рыцарей?

В результате сам Адолин чувствовал себя больным. Далинар, по кличке Терновник, был гением боя и живой легендой. Он и его брат, вместе, сумели объединить кронпринцев Алеткара, которые столетиями враждовали друг с другом. Он победил на дуэлях множество людей, выиграл дюжины сражений. Все королевство глядело на него. И сейчас тоже.

И что я должен сделать, когда человек, которого я люблю, — величайший человек из всех живущих, — сходит с ума?

Садеас рассказывал о недавней победе. Два дня назад он добыл еще одно гемсердце, и король вроде бы еще не слышал об этом. Адолин напрягся, слушая его похвальбу.

— Мы должны перейти назад, — сказал Ринарин.

— У нас достаточно высокий ранг, — ответил Адолин.

— Мне не нравится, как ты себя ведешь, когда Садеас рядом.

Мы должны не спускать глаз с этого человека, Ринарин, подумал Адолин. Садеас знает, что отец слабеет. Он обязательно попытается ударить. Адолин, однако, заставил себя улыбнуться и постарался расслабиться, чтобы перед Ринарином выглядеть уверенным в себе. В целом совсем не трудно. Он всю жизнь дрался на дуэлях, бездельничал и приударял за любой симпатичной девушкой. Последнее время, однако, жизнь противилась тому, чтобы он продолжал радоваться таким простым удовольствиям.

— …в последнее время примером храбрости, Садеас, — говорил король. — Ты храбро себя вел, захватывая гемсердце. Ты заслуживаешь похвалы.