Обреченность

Самое удивительное, что не слова священника вывели меня из тёмных глубин моего разума, а вежливые неуместные хлопки толпы.

В моем мысленном взоре постепенно угасает образ белокурого мальчика, и я сосредотачиваюсь на безмолвном ожидании, которое буквально наполняет воздух. Груз предвкушения гостей практически обрушивается на мою спину, и я вынуждена выпрямить свои колени, чтобы они перестали подгибаться.

«Чего они ждут?»

Мой взгляд задерживается на священнике, и я замечаю искру волнения, отражающуюся в его равнодушных зеленых глазах. Его рот складывается в почти маниакальную усмешку, прежде чем он искоса смотрит на меня и повторяет свои последние слова:

— Вы можете поцеловать невесту.

Поворачиваю голову направо и смотрю на мужчину, стоящего рядом, — моего мужа.

Он впивается взглядом своих сощуренных ледяных глаз в слугу Божьего, который практически пускает слюни от предвкушения стать свидетелем какого-нибудь распущенного инцидента. Жесткая хватка на моей руке усиливается. Я втягиваю воздух и подавляю хныкающий звук, который просится вырваться из моих уст, когда чувствую, как тонкие косточки моей руки стиснуты, угрожая сломаться. Затем он резко поворачивает голову ко мне, и я желаю, чтобы боль усилилась. Я нуждаюсь в возможности сосредоточиться только на ней, а не на бледно-голубых глазах моего суженого; глазах, которые и ужасают меня, и всё же поймали меня в ловушку.

«Он возьмет свой поцелуй силой и публично потребует моего подчинения? Будет ли он жадно пожирать дар своего нового отца?»

Одного взмаха ресниц достаточно, чтобы он принял своё решение.

Его веки закрылись на долю секунды перед тем, как я угадала его намерение.

Коул — не тот мужчина, который станет устраивать спектакль перед толпой. Он не ищет их одобрения и не жаждет их обожания.

Кивнув моему отцу, он тащит меня за руку и поворачивает к жадной толпе. Он не удостаивает никого ни единым взглядом, пока размерено шагает вниз по проходу, таща меня рядом с собой. Я неизящно спотыкаюсь в своей попытке не отстать, но он не притормаживает, не останавливается, чтобы прийти мне на помощь. Я не имею никакого значения для него, он владеет мной. Только поэтому он должен взять меня, но я ему не нужна.

Мой дефект, мои разные глаза не только дали мне дар виденья, но также они привели меня к этому ужасно мрачному мужчине, который может заполучить любую женщину, какую пожелает. Я — нежелательное бремя, единственная, кто будет быстро отвергнута, если судьба будет на моей стороне.

Люди глазеют, разинув рты, приподняв брови в раздражении, что их зрелище было быстро прервано, лишая их спектакля. Они заполняют воздух туманом цвета аметиста. Он клубится вокруг их тел, испаряясь в небытие над их головами, оставляя видимым декоративный потолок — долгожданный центр внимания для моего хаотичного разума.

Очень скоро холодный ночной воздух поражает меня, заставляя затаить дыхание, а в дальнейшем угрожая ослабить мои дрожащие ноги. Коул безразличен ко всему и не заботится о моём благополучии — ещё один большой прогресс на пути к цели. Его длинные ноги быстро преодолевают каменные ступени, что ведут от входных дверей к тихой улице. На дороге нет ни автомобилей, ни проходящих прохожих, чтобы стать свидетелями сцены, когда женщину в белом шелке тащат к темному Bentley, ожидающему в тени, с заведенным двигателем и открытой задней дверью — чтобы поглотить меня в чёрной дыре.

— Внутрь.

Мой муж выдает односложное слово, как указ. Это требование, которому я повинуюсь без сопротивления.

Я смотрю на темные глубины автомобиля и на мужчину рядом со мной, но он не смотрит на меня. Вместо этого он стоит и ждет, его ледяные голубые глаза уставились на здание позади нас — его обычная поза, в ней заключена сила, которую он олицетворяет.

Я тихо вздыхаю, мои глаза перемещаются от его лица обратно к открытой двери, я приподнимаю вверх объемную и замысловато сотканную юбку моего свадебного платья и залезаю в машину. Прежде, чем я успеваю полностью расположиться в дальнем углу заднего сиденья, дверь хлопает, закрываясь позади меня, и я поворачиваюсь, чтобы уставиться на лунный свет, льющийся на профиль моего мужа.

В его лице нет никаких резких граней, они все плавные, чувственные и взывают ко мне. Мои пальцы зудят от необходимости проследить плавные линии и болят от потребности проверить: будет ли его борода мягкой или колючей под моими ладонями.

Без предупреждения он бросает резкий взгляд на меня, пригвождая меня к месту. В его взгляде издевательская надменность.

Уголок его восхитительного полного рта приподнимается в усмешке:

— Нравится, что ты видишь, Фей?

Жар расцветает на моих щеках от позора, что меня поймали, глазеющей на него. Я опускаю взгляд, пялясь на свои колени, и проглатываю свои неравномерные вздохи, пока мои ладони сжимаются вместе из-за нервного страха.

Он делает движение, которого я и предвидеть не могла, — нападает, сжимая мою челюсть в болезненной хватке, поворачивая мою голову так, чтобы встретиться ещё раз лицом к лицу.