Обреченные

Люс держала голову под краном в женской уборной около столовой Меча и Креста. Шелби принесла для нее последние два ломтика сырной пиццы на бумажной тарелочке. Арриана сжимала бутылочку дешевой черной краски для волос — все, что смог добыть Роланд за столь краткий срок, но довольно близко к естественному цвету Люс.

Ни Арриана, ни Шелби не стали расспрашивать девочку о внезапной потребности в переменах. И она была им за это благодарна. Но теперь Люс поняла: они просто дожидались, пока она не окажется в уязвимом полуокрашенном состоянии, чтобы начать дознание.

— Думаю, Дэниел будет рад, — заметила Арриана своим самым вкрадчивым тоном, обычно предваряющим главный вопрос. — Конечно, это все не ради него. Или…

— Арриана, — предостерегла ее Люс.

Она не собиралась углубляться в эти дебри. Не сегодня.

Но похоже, Шелби этого хотелось.

— Знаешь, что мне всегда нравилось в Майлзе? Он ценит в тебе то, чем ты являешься, а не то, что ты делаешь со своими волосами.

— Если вы обе собирались столь открыто распространяться на эту тему, так почему не явились в футболках «команда Дэниела» и «команда Майлза»?

— Непременно закажем, — заметила Шелби.

— Моя в стирке, — откликнулась Арриана.

Люс перестала обращать на них внимание, сосредоточившись на теплой воде и странных совпадениях: короткие пальцы Шелби помогали ей красить волосы в первый раз, когда девочке еще казалось, что это единственный способ начать все заново. Первый дружеский шаг Аррианы в сторону Люс заключался в требовании постричь ее так, чтобы они выглядели одинаково. Теперь их руки работали над волосами Люс в той самой уборной, где Пенн смывала с нее подливку от котлеты, которую вывалила ей на голову Молли в первый же день в Мече и Кресте.

Это казалось горьковато-радостным и прекрасным, и Люс никак не могла решить, что бы это могло значить. Наверное, то, что ей больше не хотелось прятаться — ни от себя или своих родителей, ни от Дэниела, ни даже от тех, кто желал ей вреда.

Прилетев в Калифорнию, она искала легкий способ преобразить себя. Теперь же поняла, что единственный стоящий способ что-либо изменить — это добиться действительной перемены. Покраска волос в черный тоже не была ответом — Люс понимала, что еще не добралась до него, — но, по крайней мере, это был шаг в верном направлении.

Арриана и Шелби прекратили спорить о том, какой парень больше ей подходит. Они молча посмотрели на подругу и кивнули. Девочка ощутила это еще до того, как увидела свое отражение в зеркале: тяжкое бремя уныния, которого она до сих пор даже не замечала, свалилось с ее плеч.

Она вернулась к истокам. Она была готова отправиться домой.

Глава 18 ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

Когда Люс вошла в дверь родительского дома в Тандерболте, там все оказалось в точности как раньше: вешалка в прихожей по-прежнему выглядела так, как будто готова опрокинуться под тяжестью слишком многих курток. От свежего запаха сохнущих простыней и моющего средства дом казался чище, чем был. Диван с цветочным узором в гостиной выцвел от утреннего солнца, пробивающегося сквозь жалюзи. Стопка запятнанных чаем южных журналов по декорированию занимала журнальный столик, любимые страницы были заложены магазинными чеками — на то далекое время, когда родительская мечта исполнится, ипотека будет выплачена полностью и у них наконец-то появится немного лишних денег на отделку. Эндрю, истеричный карликовый пудель ее матери, поспешил обнюхать гостей и привычно пожевал щиколотку Люс в знак приветствия.

Папа поставил ее сумку в прихожей и свободной рукой приобнял девочку за плечи. Люс залюбовалась их отражением в узком зеркале: отец и дочь.

Очки без оправы соскользнули ему на кончик носа, когда он поцеловал ее в заново почерневшую макушку.

— Добро пожаловать домой, Люси, — сказал он. — Нам тут тебя не хватало.

Девочка зажмурилась.

— Мне тоже вас не хватало.

Впервые за несколько недель она не лгала родителям.

В доме было тепло, его переполняли дурманящие запахи Дня благодарения. Люс вдыхала и могла тут же вообразить каждое завернутое в фольгу кушанье, греющееся в духовке. Поджаренная во фритюре индейка, фаршированная грибами, — папино фирменное блюдо. Яблочно-клюквенный соус, легкие, словно воздух, дрожжевые рулетики и достаточно пирогов с тыквой и орехами пекан — маминых, — чтобы накормить весь штат. Должно быть, она готовила всю неделю.

Мама взяла Люс за запястья. Ее карие глаза слегка поблескивали в уголках влагой.

— Как ты, Люс? — спросила она, — У тебя все хорошо?

Какое же это облегчение — вернуться домой. На глазах девочки тоже выступили слезы. Она кивнула, прижимаясь к обнимающей ее женщине.

Темные, длиной до подбородка волосы матери были уложены в прическу и спрыснуты лаком, словно она только вчера побывала в салоне красоты. Как оно, вероятно, и было, насколько Люс ее знала. Она выглядела моложе и привлекательнее, чем помнилось девочке. В сравнении с пожилыми родителями, которых она пыталась навестить в Шасте, — даже в сравнении с Верой — мама Люс казалась счастливой и бодрой, не тронутой скорбью.