Обреченные

— Как жены не стало, все ровно сдохли. Забыли про нас. Никто нам не пишет и не помогает теперь.

— Вы жаловались родственникам на условия жизни в Усолье?

— Они и без того понимать должны. В ссылке, да еще в Усолье, выжить не всем дано. Это не в своем селе. Где в каждой избе родственники, — опустил голову Федька.

— А вы знали, что родственники жены уехали в Канаду?

— Куда?

— В Канаду, говорю вам.

— И их сослали… За что же так? — схватился мужик за голову в отчаянье.

Опер рассмеялся на весь кабинетик. Да так, что стекла в окне зазвенели:

— Темнота дремучая! Пенек неграмотный, ну и отмочил! Канаду ссылкой назвал! Да неужели не знаешь, что это заграница?

Федька онемел; Сидел открыв рот, словно язык в живот уронил ненароком. Слова застряли где-то далеко-далеко. В головенке все колесом закрутилось. Да и было от чего. Ну-ка, родственники сбежали за границу! Ему теперь за них не меньше червонца прибавят. А может, в тюрьму упекут. Мало ему своей телухи было, нынче до гроба с Усолья не выберешься. И сам, и дети…

— Вас к себе хотят вызвать, вместе с детьми, — все еще смеялся чекист.

— И когда ж они туда уехали? — выдавил Федька, украдкой наблюдая за чекистом.

— До войны еще. Завербовались. Оба брата вашей жены и отец. А старший с семьей в селе так и жил. Не поехал со всеми. Жена отказалась. На свою голову.

— Это почему? — удивился Горбатый.

— А потому, что посадили его за связь с заграницей. Через год после их отъезда. Жена с двумя детьми к родителям ушла. От мужа отказалась. Иначе и ей беды не миновать бы… Сообразила. И теперь живет, как человек. Замужем. За другим. А тот в этапе умер. Не дошел…

Федьку, словно морозом обдало. Ведь ничего не знал он. Варвара читала ему только письма его родни. О своей ни словом не обмолвилась.

— Но почему? Видать, не верила мне никогда, если даже под смерть не открылась. Знать, не только харчи, а и душу с сердцем на замке держала. От всех. И от чужих, и от своих, — качал головой Федька.

— Видно, не успел ее брат сообщить ваш адрес в Канаду. Иначе много неприятностей было бы у вас, — прищурился чекист, внимательно наблюдая за Горбатым.

— Я с ее брательниками не больно-то и знался. Своей родни хватает. Зачем мне — эти? — нахмурился мужик, трясясь всей спиной.

— Я тоже так считаю. Зачем вам отношения с ними? Свою ошибку надо исправить. Прежнюю. Не добавляя новых. Правильно я вас понял? — спросил опер.

— Конечно, — спешно замотал согласной головой Горбатый.

— Тогда поставьте вот здесь свою подпись, — подвинул какой-то бланк.

— А это что? — не понял Федька.

— То что вы. сейчас сказали…

— Когда же успели написать? Не-е-ет, сначала пусть мне прочтут в Усолье, — взял бланк и свернул его, сунул в карман.

— Не верите на слово?

— Как попал в ссылку, всю веру из меня, ровно ветром, выдуло. Больше не хочу в лопоухих ходить. Может мне в этой бумаге такое написано, что завтра к стенке поставят. А я. это подпишу, сам себе, не читая! Нет. Сначала узнаю. А уж потом подпишу, — встал Федька.

— Зачем так долго? Я прочту. Или вы не верите и мне?

— Никому! Если даже жена про своих смолчала. Кому теперь верить? Только себе! — торопился Горбатый.

— Это официальная бумага. Ее нельзя выносить из помещения и показывать посторонним, — предупредил оперативник.

— Тогда я ее не подпишу.

У оперуполномоченного лицо вмиг изменилось. Посерело:

— Я тебя уговаривать не буду, гнида недобитая, — процедил сквозь зубы и сказал: тебя, идиота, пожалел. Как с человеком говорил. А ты — темнота, понять не захотел. Теперь сам на себя обижайся…

— Да нечего меня пугать! Уж хуже не бывает! А раз грозишься, значит в этой бумаге ничего хорошего для меня нет! Иначе, так бы не обходился со мной, — говорил Горбатый.

— Дай сюда бумагу! — потребовал чекист.

Не дам. Она меня касается.

— Теперь не пригодится. Слишком долго раздумывал. А я торга не терплю.

— На ее! — выложил Федька листок, сложенный вчетверо. Оперативник взял его. Начал читать.

И только тут до Федьки дошло, что этот бланк был заполнен загодя, до разговора с ним. По тексту понял, что его вместе с детьми вызывают в Канаду два брата Варвары, разделившие после смерти отца, по его завещанию, все имущество на три равных части. И что ему — Федьке, вместе с домом и угодьями, принадлежит солидная куча денег.

Его впервые в жизни признали прямым родственником и наследником того, к чему он пальцем не прикоснулся чтобы заработать.

Федьку зовут жить в Канаду вместе с детьми.

Горбатый понял и то, что чекист, загодя, от его имени написал, что Федька отказывается от всех заграничных благ, что у него есть своя родина, какую он никогда, ни за какие буржуйские подачки не покинет и отказывается от родственников, не живущих на родине.

Горбатый даже вспотел, слушая чужую глупость, под какой он должен был подписаться.

— Да ты, что? За малахольного меня принял? Это Усолье моя родина? Его я ни на что не променяю? Иль ты моя родня, а Варькины браты чужие? Это мне от их куска морду надо воротить? Они — подачку дают, а вы кормите? И это мне подписать? Съехал совсем с ума! Ни за что не подпишу! — встал Федька и свернув шиш, показал его чекисту: