— Действительно, Георгин, отвали, — поддержал товарища капитан Ларин. — Орешь, как заявитель-Оскорбление попало в точку. «Заявителем» бравого стража порядка майора Соловца еще никто не называл. Начальник ОУРа побагровел.
— Что ты сказал?
— Что слышал, — выдохнул Ларин и упал со стула.
— Хам! — взвизгнул Соловец.
— Сам такой, — проворчал Ларин, даже не делая попыток подняться и разглядывая узоры на грязном линолеуме.
— Значит, так, — в голосе майора появились железные нотки. — Возьмите какое-нибудь дело и им займитесь. Хватит пить! Через час приду — проверю.
— Ты чё, Георгич? — Потрясенный словами начальника «убойного» отдела Казанова поднял голову. — Какое дело?
— Любое! — возопил Соловец, подскочил к столу, схватил исписанные листы и бросил их поверх склеенного журнала. — Вот! Это, хотя бы!
— А чё это? — Капитан непонимающе уставился на заявление Трубецкого, нацарапанное им под диктовку Мартышкина.
Ларин обнаружил перед собой пульт дистанционного управления телевизором и нажал на кнопочку увеличения громкости.
— Мой парень задерживается, — задумчиво сказал юноша на экране, стоящий в очереди перед металлодетектором у входа в гей-клуб «69». — И у меня явно будет время выкурить мою любимую сигаретку «Парламент»…
— Да-а, очередь немаленькая, — поддержал юношу сосед, бородатый мужик в кожаных штанах и жилетке, с цветной татуировкой на плече. — Кажется, и у меня есть время покурить мой любимый «Парламент»…
— Народу-то сколько! — высунулся из-за плеча бородатого очкарик в бейсбольной кепке, повернутой козырьком назад. — У меня теперь точно есть время выкурить мою любимую сигаретку «Парламент»…
— Кто последний? — выкрикнул интеллигент в костюме и с портфелем. — Я буду за вами. А пока покурю мой любимый «Парламент»…
— Даже последний педераст, — проникновенно сказал диктор за кадром, — не откажет себе в удовольствии выкурить сигаретку «Парламент»…
Соловец отобрал у Ларина пульт и выключил говорящий ящик.
— Хватит! — подпрыгнул на месте майор. — Берите дело о пропавшем писателе, и вперед! — песнями, по холодку! Завтра утром чтоб доложили! И план оперативных мероприятий подготовьте! Не сделаете — шкуру спущу! Кстати, а где, Плахов с Роговым?
— Я за ними приглядывать не нанимался! — фальцетом выкрикнул Дукалис. — Тебе надо — ты и ищи!
— Как появятся — сразу ко мне! — Соловец так хлопнул за собой дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
— Зверь, — подвел итог Чердынцев, когда шаги начальника ОУРа затихли, и плюнул в открытое окно, попав точно в кокарду на шапке дежурного младшего сержанта Дудинцева, вышедшего на крыльцо РУВД подышать свежим воздухом и полюбоваться розовыми лучами заходящего солнца.
У Васи Рогова очередной этап переговоров с куплетистом состоялся в летнем кафе на морском берегу.
Надо отдать должное Бубе: зайдя туда, он весьма приветливо раскланялся с завсегдатаями, поцеловал ручку какой-то кавказской красавице, бдительно опекаемой двумя немытыми абреками, выпил поднесенный ими фужер вина и лишь после того уселся за отдаленный столик, пригласив отужинать и Рогова.
— Я, знаете, крайне любопытен, — начал разглагольствовать артист, — и я имею интерес знать, где таки делают подобных вам?.. Нет-нет, я, право слово, никого не обижаю. Буба сегодня благодушен. Он угощает… Эй, официант! Вина мне и моему гостю!..
Вася чувствовал себя довольно неуютно.
С одной стороны, ему было жаль человека, которого приходилось самым наглым, бессовестным образом шантажировать.
Но, с другой, он был уверен, что именно Касторский сможет содействовать вызволению из контрразведки начальника РУВД и помочь найти пресловутый шкаф. Поэтому оперативник вынужденно продолжал играть свою нелицеприятную роль.
Правда, Буба попытался перехватить инициативу и начал рассказывать о своих грандиозных связях в Париже, явно намекая, что после публикации фотографии журналисту не поздоровится.
— Вы таки представить себе не можете, как знаменит Касторский. Я только что прибыл в этот несчастный город на свою прощальную гастроль из столичного Парижа!.. Знаете, какие овации они делали после моих куплетов? Не знаете? Тогда послушайте одну поучительную историю о наших несчастных земляках, побывавших за кордоном…
И Буба принялся, хотя и негромко, напевать, притопывая ногами под столом:
Вася ойкнул, так как артист пребольно наступил ему на ногу.
А Буба, казалось, ничего не заметив, продолжал гнуть свою линию.