Обреченные любить

В тот день она остановилась на одном стакане с «Маргаритой», но сейчас, когда искала дом своих родителей и надеялась, что они все еще там, несмотря на лужи крови, которые говорили об обратном, она подумывала о том, чтобы взломать бар и выпить все его содержимое. В данный момент выпустить своего внутреннего демона было, наверное, не такой уж и плохой мыслью.

Она решила осмотреть свою комнату позже. Эту комнату ее родители оставили в том самом виде, в котором она была, когда Джем уехала учиться в медицинский колледж пять лет назад. Это случилось на два года раньше, потому что дома воспитание было чуть ли не спартанским. Они всегда надеялись, что она вернется, закончив обучение, как делали многие сенсор-демоны, пока не находили себе пару. Но Джем не была сенсором, и пока любила свою семью, которая принимала ее, вместо того чтобы убить за инфантилизм, она тем не менее нуждалась в личном пространстве, чтобы найти себя и свое место в мире.

Она не желала соглашаться на договорную помолвку, чтобы страдать потом всю жизнь рядом с нелюбимым существом.

Ее комната в черных, малиновых и синих тонах сводила маму с ума; впрочем, именно этого и добивалась неблагодарная дочь. Джем была бунтаркой с рождения и за свою двадцатичетырехлетнюю жизнь не раз давала родителям повод пожалеть, что вырастили ее. Но тем не менее они ее любили, и она ни разу не усомнилась в этом. Мама никогда не отправляла ее в постель без объятия, а отец каждую третью субботу месяца ходил с ней в какие-то особенные места, где они были только вдвоем. Зная, что она не такая, как все, они всегда старались обеспечить ей нормальное детство, которое включало в себя церковь, ночевки в гостях и лагеря отдыха. Если избегать запертого на все замки подвала, то можно притвориться, что она — и ее семья — люди.

Хотя она не ожидала ничего обнаружить, все равно обыскала свою спальню и нашла именно то, что ожидала. То есть ничего. Вампиры, сволочи, в самом деле схватили ее родителей. Она направилась к двери, но остановилась, проходя мимо буфета.

Нет.

Она слишком долго избегала этого.

С бешено бьющимся сердцем она открыла верхний ящик и пальцами нащупала тонкий фотоальбом, декорированный тесемками. Ее руки так дрожали, что затянутая в кожу книга чуть не выпала из рук.

Она почти не заглядывала туда. Альбом оказался тяжелее, чем она предполагала. Это призрак воспоминаний, которым так и не суждено было стать истинными.

Боже, она чересчур чувствительная.

Негодуя на саму себя, она открыла альбом и пролистнула сразу несколько десятков страниц. Это были фотографии людей, которые даже не знали, что их снимали с большого расстояния. Здесь была и Тайла Манкузо, и ее тогда еще живая мать.

Глава 8

Ей понадобилось три минуты, чтобы попрочнее зафиксировать Эйдолона на кровати. Было бы неплохо убить его, но Тайла знала, что эгисы могли бы извлечь много пользы, если он будет жив. По крайней мере она убеждала себя в этом. Все, что угодно, лишь бы не думать о том, что он спас ей жизнь и она его должница.

Тайла приняла душ, оделась в мышиного цвета джинсы и майку, проверила его дыхание и прочность замков. Она приковала его руки и ноги к раме кровати.

Лежа на постели, без сознания, Эйдолон был очень красив. Тайла сомневалась в том, сможет ли смотреть на него, когда он проснется и поймет, что она сделала. Сейчас же у нее было несколько мгновений, чтобы насладиться видом настолько безупречного тела, что она могла бы сравнить его разве что с фигурой спортсмена.

Мускулистый торс и накачанный пресс говорили о часах тренировок. Его подвеска с кадуцеем сбилась набок, как бы указывая на почти невидимый шрам на плече. Когда Тайла наклонилась поближе, то увидела множество шрамов.

Боже, он выглядел так, словно его порезали тысячью ножами для бумаги, раны затянулись, но шрамы все-таки остались.

Она провела пальцем по плечу, затем по правой руке, покрытой племенными татуировками, ощутив твердые мышцы. Эта рука обвивалась вокруг ее руки. Обнимала ее. Как никто никогда не обнимал. С тех пор как умерла ее мать.

Черт.

Укоряя себя за то, что мысли пошли совсем не в том направлении, в котором стоило, она выскочила из квартиры.

Снаружи стало прохладнее — очевидно, мать-природа заложила в нее ощущение, что весной в полдень должно быть тепло, — но у нее не было времени возвращаться за курткой. Ей хотелось вернуться до того, как Хеллбой проснется, если это возможно, конечно.

Она ехала на метро с пересадкой и еще на автобусе, и спустя сорок пять минут добралась до места, которое было в пяти кварталах от штаб-квартиры эгисов.