Читаем Обреченные на гибель полностью

- Здравствуй! Здравствуй, милый!

Она и улыбалась, и слезы заволокли ей глаза, а он сказал недовольно:

- А-а, и вы... все-таки... Здравствуйте!

Лицо у него потухло, рука его была чужая, деревянная, и она почти вскрикнула:

- Нет! Нет, Илья!.. Почему же ты так... враждебно?

- Садитесь же. Садитесь же... Вот табурет, Ваня! - заторопился Илья, и порозовело у него лицо, и исподлобья поглядел он куда-то в глубь палаты.

Палата была большая, но больных в ней было всего трое, кроме Ильи. Эти трое лежали рядом в другом конце, а около койки Ильи стояли пустые строгие койки, застланные темно-серыми байковыми одеялами и с наволочками подушек из фламского полотна.

Это была "дворянская" палата, и из того же полотна под темно-серым халатом виднелась на Илье рубаха, завязанная у ворота.

Теперь было два часа, и много света входило в палату сквозь очень большие окна, но прохладно было, и от Ильи пахло иодоформом.

Наталья Львовна села после Вани. Такою тяжестью стал вдруг ее короткий сак и даже шляпка из черного бархата с белым крылом, что как-то странно было садиться на хрупкий с виду табурет: хотя бы стул со спинкой.

- Да, Илья!.. Так вот где я тебя нашел!.. - смущенно зарокотал Ваня.

А она вся подалась вперед и сказала торопливо вполголоса:

- Илья, ты знаешь, я выхожу замуж!

Она сказала это, как девочка, застенчиво и робко, и как бы жалуясь ему, и как бы ища совета, и как бы отпуская его от себя, и как бы желая, чтобы он не поверил в это, чтобы дико было ему в это поверить.

Но он удивился чрезвычайно. Он не на нее, а на Ваню поглядел вдруг очень сложным, жалеющим даже, почти испуганным взглядом.

- Ка-ак?.. Замуж?.. За тебя, Ваня?..

Ваня только отрицательно повел головой, поглядел было на нее, но тут же отвел глаза.

- Не за него, нет!.. За другого, - заспешила Наталья Львовна. - Ты его видел тогда на вокзале... Мы с ним приходили раньше тебя проведать, но только... тогда было нельзя... А сейчас как?.. Ты уж поправился, Илья?.. Как я рада!

И она прижала руки к груди, однако опустила их, поглядев на Илью.

Он уже не слушал ее, он глядел на Ваню, по-прежнему радостно улыбаясь, и говорил:

- Как же ты, Ваня, узнал, что я здесь?

- Да, видишь ли... слухом земля полнится... Ведь у меня отец в этом городе живет... Я тебе говорил, кажется...

- Это я знаю...

- Ну вот... ради него я и застрял здесь... на время, впрочем... Скоро думаю ехать...

- Далеко?.. За границу?.. А у меня из-за одного недоноска целый месяц жизни пропал!

И почему-то Илья раздул ноздри и зло посмотрел на Наталью Львовну, и этот взгляд его заставил ее посереть... Это она почувствовала вдруг, что лицо ее стало теперь не бледным даже, а серым, точно он ударил ее наотмашь взглядом этим и перебором ноздрей, и она сказала, уже не понимая зачем:

- Недоносок же этот находится сейчас не в тюрьме, а в доме... вот... Ивана Алексеича...

Даже Ваня крякнул и вздохнул, услышав это, даже он обернулся к ней укоризненно, а Илья нахмурился и спросил его:

- Дикий вздор какой-то?

И зачем-то обеими руками оттянул вниз пояс халата.

- Я действительно купил здесь домишко... имел такую глупость... - не на вопрос ответил Ваня. - Ты, пожалуйста, как только выпишут тебя, - ко мне... Это на Новом Плане.

- Вот как?.. Дом купил?.. Поздравляю!.. А Дивеев?

- Ка-кой Ди-веев?.. Ах да... Этот сумасшедший?.. Да ведь он же с ума сшел!..

- Это я ему давно говорил, что ему бы на Сабурову дачу, но он мне не верил, - жестко пропустил сквозь зубы Илья. - Жаль, потерял через него время!

- Зато... приобрел опыт! - улыбнулся Ваня.

Илья не ответил улыбкой, - он сказал еще жестче:

- Да, уж теперь, если кому-нибудь вздумается в меня еще раз стрелять, уж я буду знать, что мне надобно делать!

- А что же в таких случаях надобно делать? - прогудел Ваня неожиданно для Натальи Львовны.

- Не по-зво-лять эти упраж-нения воин-ственные всяким без-дар-ным стрел-кам, - вот что!

И по одному тону этого, ставшего очень брезгливым, голоса Наталья Львовна почувствовала, что он, глядящий не на нее, а на Ваню, помнит именно теперь больше и лучше, чем когда-нибудь раньше, ее выстрел, и разбитую розовую лампадку, и кошку опрометью вон с задранным хвостом.

Она стала перебирать непроизвольно сумочку свою, повертывая ее, точно наматывала на нее нитки, и в то же время глядела не на эту сумочку, а на мощную руку Вани, лежащую на его левом колене.

- Как же им не позволять? - вставил было Ваня, но Илья продолжал, сильно напирая на слова:

- Потому что, если позволять это всяким... сумасшедшим или женщинам, слишком... исте-ричным, то этим ни ма-лей-ше-го удо-воль-ствия не доставишь ни себе, ни им!

Отбросив руки с ридикюля, вытянув и заломив их, Наталья Львовна кинулась бы на колени перед Ильей, если бы не поймал глазами этого жеста Илья и не сказал пренебрежительно:

- Тут не театр... тут больница!

И Ваня, заметив это, снова крякнул, вздохнул и оглянулся на дальний угол, куда как раз в это время направлялась какая-то девочка-подросток в школьной шапочке, с двумя кулечками, может быть домашних печений, а ей навстречу подымалась с подушки худощекая напряженная голова с проседью в черной бороде.

Перейти на страницу:

Все книги серии Преображение России

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное / Военная документалистика и аналитика