Обреченные на гибель

Где и когда успел выпить Самородов, но чуть только он уселся рядом, сильно запахло спиртным.

Он еще молод, чтобы проявиться как следует, и пока пьет, впивается деловито, обдуманно, точно осенний крепкий огурец, вбирающий соляной раствор, чтобы достоять в бочонке до лета, чтобы хозяйка, вынув его в мае и подавая гостям, могла бы сказать с приятной улыбкой:

- Вы посмотрите только: как свеженький!

И гости чтобы ахнули и похвалили: "Вот это засол так засол!.."

- Что это мы, а?.. Куда именно?.. И зачем? - сразу задал ему все свои вопросы Иван Васильич.

- "Куда"!.. И что это значит "зачем"?.. - усиленно задышал огурец рассолом. - Их ведет, грызя очами... начальство, а они тут в обозе мыслями задаются!

И даже по плечу его легонько похлопал.

- Однако?.. Все-таки? - поежился Иван Васильич, отодвигаясь.

Но огурец зевнул сладко и равнодушно:

- Наше дело детское, - мы обоз!

И так неожидан после этого сладкого зевка был орудийный выстрел спереди, верстах в пяти!.. И еще не успели опомниться и точно установить, что это выстрел из орудия, а не ружейный залп, - новый орудийный раскат.

Самородов сказал:

- Вот так штука! - и спрыгнул на дорогу.

Кашевары почему-то поспешно уселись на свои места.

Спереди длинная команда:

- Стой-й-й!..

И оборвался гул шагов.

И сам затпрукал солдат его повозки, и лошадь стала.

Колесная ария кругом оборвалась раньше чьей-то команды:

- Обоз, сто-о-й-й!

Подошел фельдшер из лазаретной линейки Перепелица, - полковой фельдшер со жгутами на погонах, и сказал почему-то:

- Шпарят!

Голова у него была круглая, лицо тоже, нос маленький, чуть заметный, а шинель сзади стояла птичьим горбом, и Иван Васильич подумал невольно: "Какие меткие бывают фамилии!" - и повторил зачем-то:

- Шпарят?..

И еще пушечный выстрел, а за ним тут же команда спереди:

- ...рота ма-арш!

И солдаты, - теперь их лучше рассмотрел Иван Васильич, последняя двенадцатая рота, - пошли влево по кочковатой земле.

- Роты разводят! - объяснил Перепелица.

- Зачем?

- А как же?.. В колонну снаряд попадает или в развернутый фронт, большая разница!

- Да скажите мне, наконец, что это?.. Откуда снаряды?.. Чьи снаряды?.. - нагнулся к нему с повозки Иван Васильич.

- Кто же их знает!.. Люди боевые патроны получили... по три обоймы...

- Дозоры усилить! - скомандовал влево кто-то верхом, и только по голосу узнал Худолей батальонного Кубарева.

- До-зор-ных! - повернулась в испуге голова пирогом.

- Патронные двуколки вперед! - откуда-то спереди, и потом голос Кубарева:

- Вперед двуколки патронные!.. Жива-а!..

И сразу затарахтели колеса двуколок, устремляясь вперед, в бой, а солдат на козлах протянул горестно:

- Патронные!.. Э-эх!.. - и махнул левой рукой коротко, но совершенно безнадежно.

- Ничего не понимаю!.. А пулеметная команда наша?.. - опять того же Перепелицу спросил Иван Васильич.

- Пошла с первым батальоном...

И вдруг добавил Перепелица:

- Раз неприятель наступает, он по железной дороге должен наступать, а это ему зачем?.. Ему вокзал нужен.

- Может быть, вокзал защищает кавалерия? - догадался Иван Васильич.

- Сколько же той кавалерии!.. Кавалерии - ей бы здесь место, а нас бы туда...

Но тут потянуло скверным запахом сзади, и Перепелица добавил:

- Бочки, должно быть, со свалок едут.

- Вот тебе на!.. А вдруг их остановят?

- Удовольствия мало...

Спереди еще грохнул пушечный выстрел...

Минут через десять, хотя и странно было это слышать, но ясно стало и Ивану Васильичу, один за другим два орудийных выстрела раздались дальше, чем первые; потом двинулись снова вперед солдаты, а обоз стоял еще минут десять, пока не подъехал ординарец и не крикнул передним подводам:

- Командир полка приказал медленно двигаться!

- Как?.. Медленно или немедленно? - не дослышал Иван Васильич.

- Это ведь все равно, - отозвался Перепелица и - шинель все-таки горбом - зашмурыгал к лазаретной линейке.

Опять началась ария звонких колес на шоссе.

- Поэтому, выходит, наши погнали его, вашескородь? - обернулась с козел мудреная голова в фуражке, растянутой спереди назад.

- Столько же я знаю, сколько ты, - кротко ответил Иван Васильич, потому кротко, что с этим новым движением представилась ему вдруг Еля, то милое лицо, какое было за обедом вчера, когда она сказала важно: "Я хлопочу о Коле!.." Почему-то он не спросил ее тогда, у кого она хлопочет, - не успел спросить... Может быть, у губернатора?.. Может быть, она просто пошла к нему на квартиру?.. Добыла какое-нибудь письмо, чтобы войти в губернаторский дом, а там... сказала что-нибудь слишком резкое и арестована за это?.. Конечно, арестована при полиции, только для острастки, и будет выпущена утром... Плохо, конечно, но все-таки лучше, чем то, в чем обвиняет ее мать...