Обреченные на любовь. Очерки по кинологии

Я привел эту длинную выдержку уже потому, что в ней исчерпывающе сказано о всех аспектах содержания диких представителей собачьих. Лично я еще в Иркутске держал степную волчицу Джерри: она за пять лет не доставила мне ни малейших трудностей. Держал я ее в вольере, во дворе, но большую часть времени она по этому двору свободно бегала. Через забор находился детский сад, куда она часто отправлялась в гости, поиграть с детишками. К счастью, никто из соседей не знал, что она волк, все думали, что она лайка нечистопородная. Интересно, что в лесу, где мы с ней, хоть редко, но бывали, она ночью старалась не отходить от костра, и вообще вела себя там как-то неуверенно, ходила за мной по пятам, осторожничала.

С динго из Ростовского зоопарка работал мои товарищ, Г. Алешня, кинолог МВД. Собака запомнилась ему тем, что от нее практически не было запаха в квартире, тем, что она сгрызла здоровенный подоконник, и тем, что в годовалом возрасте убежала безвозвратно.

Что волчицу, что динго из Ростова отличали колоссальная реакция. Моя волчица Джерри лизала меня в лицо в прыжке и я никогда не успевал увернуться. Динго, по рассказам, в игре всегда успевал отобрать мячик или куснуть. А ведь, играя с собакой, особенно молодой, мы зачастую опережаем ее в движении.

Завершить эту главу мне хочется аллегорическим рассказом «Волк». В свое время он завоевал ряд почетных призов в Москве и Ленинграде.

Волк

«Мне на плечи кидается век — волкодав».

О. Мандельштам

Волк подошел к шелестящим на морозном ветру флажкам, понюхал. Флажки пахли обыкновенно — человек почти не чувствовался. Волк вжался в снег и прополз под ограждением. Флажок жестко погладил его по заиндевевшей спине, волк передернулся брезгливо. Встал и пошел в лес, в бесконечно знакомое ему пространство, не отряхиваясь и не оглядываясь.

Лес глухо жужжал, стряхивая с елей лежалые нашлепки снега. Где-то под мостом журчала вода. Волк сел, задрав сивую морду, завыл было, сразу прервал вой. Некого было звать в этом, застывшем на зиму лесу, он был один. Может быть, последний волк на Земле. И он знал это. И жил подчас по инерции, а подчас потому, что он последний.

Флажков, прочих человеческих хитростей он не боялся. Он давно изучил их. А красный свет ничего не говорил старому самцу — в глазах давно убитой подруги в минуты нежности светился зеленовато-янтарный огонек.

В лесу было голодно, и волк часто наведывался в деревню, Он брал пищу одинокой козой, курицей, порой — отбившейся от стаи дворнягой. Быстро перерезал жертве горло, закидывал на спину и не торопясь уходил в лес. Он проделывал это и на глазах у людей с равнодушным бесстрашием, не обращая внимание даже на выстрелы. И поэтому казался заколдованным. Мистическим настроениям сельчан способствовали и безрезультатные облавы.

Старушки вспоминали забытый термин «волколак». В оборотня верили многие.

В это утро все было необычным. Воздух сырой и крепкий щекотал ноздри, грудь вздымалась, шерсть на загривке щетинилась. Он долго хватал пастью вино весны, а потом завыл призывно и грозно. И слушал тишину леса. Одиночество не гармонировало с весной. И волк пошел к людям.

Он остановился на краю поселка и увидел овчарку из районной милиции. Крупная, с мясистым загривком она бегала в снег за брошенной вожатым палкой, балуясь, не отдавала сразу. Она почувствовала волка раньше человека, обернулась, пошла резким наметом, Занося задние лапы влево, остановилась.

— Фас, — закричал милиционер, неловко шаря пистолет, — фас, Абрек.

Повинуясь привычному посылу, Абрек сделал еще шаг.

Волк стоял легко и просто. Он расправил грудь, грациозно уперся толчковыми лапами в грязный снег. Он не шевельнулся — ждал. В глазах светилась озорная радость.

Только сейчас стало видно, как он огромен. Пес стоял рядом, но не заслонял волка. А тот не двигался с места и улыбался псу.

Волк двинулся, и овчарка пала в снег, принимая позу беззащитности. Волк пошел к человеку.

Пуля тупо ушла в снег, другая. Руки милиционера тряслись, но он был волевым человеком, стрелял еще и еще. Свинец обжег шерсть у плеча, но волк не ускорил шага. Он шел, играя мышцами, и глаза горели совсем по-человечески. Он не казался больше худым, хотя зима была голодной. Он был красив, а красота не бывает худой.

Смелый человек заверещал по-заячьи и, как его пес, упал в снег. Тогда волк остановился. Остановился, посмотрел на человека, прикрывшего голову руками, на пса поодаль, сделал движение к черной железине пистолета — понюхать, но передумал. Повернулся и пошел в лес, устало, тяжело. Он снова был худым и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.

Он шел медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, подтянуть к лицу пистолет, выстрелить из положения лежа.

Он был человек, и поэтому выстрелил. Он был военный человек, а волк шел медленно и шел от него, и поэтому он попал.

Минуту спустя овчарка бросилась и запоздало выполнила команду «фас». А с востока дул жесткий, колючий ветер и больше не было весны. До нее было еще два месяца.

Давайте расслабимся