Обреченные на страх

Казалось, скоро клавиатуры и мониторы наших компьютеров начнут дымиться: праздничный выпуск мы делали толще обычного номера. Рекламный отдел бил рекорды: Журнал день ото дня распухал от поздравлений и пожеланий. Наши дорогие во всех смыслах рекламодатели подводили итоги, наперебой хвастаясь объемами производства, продаж, масштабами сумм, перечисленных на благотворительность. Журналисты пыхтели от напряжения, облекая их горделивые уверения в красивые слова, превращая скучных дельцов и чиновников-хапуг в щедрых дарителей, искрометных шутников, скромных тружеников и добрых волшебников.

Предновогодняя истерия забавна в своей наивности. Мы верим в чудо, торопим его и ждем, точно зная при этом, что чудес не бывает. «Пусть старый год заберет с собой все плохое!» Что может быть глупее? Уходя, он ничего не забирает, зато новый, наступающий год, добавляет очередную порцию к списку невзгод и проблем.

Пожалуй, у меня одной настроение было ни к черту, но за бесконечной чередой дел я довольно успешно это скрывала. Ася с Сашей вздыхали с облегчением – мол, отходит понемножку – и поглядывали на меня с одобрением. Выглядело это так, будто я оправляюсь после тяжелой болезни, потихоньку встаю с кровати и учусь ходить. Только я одна и знала, что, фигурально выражаясь, все еще прикована к койке.

Слава богу, никому из коллег не пришло в голову разглагольствовать об исцеляющей силе времени. Но очевидно, что все полагали, будто с каждым днем трагедия будет отодвигаться в прошлое и выцветать из моей памяти.

Они ошибались, само собой. Я приходила домой позднее некуда и, оставаясь по вечерам одна, включив повсюду свет, думала только о Жанне и Даше. Я не могла понять, что заставило мою сестру сделать то, что она сделала, раз за разом прокручивая в голове все возможные варианты.

Жанна узнала, что смертельно, неизлечимо больна чем-то вроде рака? Нет. Вскрытие бы это показало.

Сестра выяснила, что муж изменял ей? Тут выяснить правду вскрытие не поможет, но все же я уверена, что Илья не заводил интрижки на стороне. А если бы это и случилось и Жанна узнала о любовнице, то реакцией был бы развод, а не прыжок со скалы.

Долги, шантаж, зловещие тайны криминального толка? Весь этот набор со страниц дамского романа отпадал сразу. Сестра была обычной домохозяйкой: никакой второй, секретной, жизни у Жанны быть не могло.

Тогда, может статься, депрессия? Я прошерстила кучу медицинских справочников, перечитала горы статей видных психиатров, изучила все симптомы и не нашла у Жанны ни одного из них.

Депрессивный больной считает, что жизнь в прошлом была бессмысленна, настоящее не представляет интереса и ничего хорошего в будущем не ждет. Но сестра охотно вспоминала детство, юность и вчерашний день, наслаждалась каждым новым днем и строила кучу планов. Не было ни нарушений сна или аппетита, ни горестных самообвинений, ни снижения самооценки или концентрации внимания. Я выписала из одного справочника, что наиболее типичными симптомами депрессии являются снижение настроения (от легкой грусти до тяжелой тоски), утрата интереса к жизни и возможности испытывать удовольствие, снижение жизненного тонуса и активности. Но у Жанны и близко ничего такого не наблюдалось!

Возможно, шизофрения или какое-то другое психическое заболевание? Тоже нет. У нас в роду нет тяжелой наследственности, и Жанна была абсолютно здорова и в этом смысле.

Но вообще-то речь даже не о том, что она не состояла, не привлекалась и так далее. В сестре не было надрыва, надлома, который часто свойственен, допустим, творческим людям. У Жанны был ясный ум, трезвый взгляд на мир и покладистый характер. Она всегда оставалась спокойной, даже немного флегматичной, и лишенной двойного дна. Твердо стояла на земле обеими ногами, рациональный человек. Я могла бы поклясться, что знаю ее как облупленную, и в том, что я знала, не было и намека на истеричность, рефлексию. Если кто из нас двоих и способен на какой-то выверт, то это скорее я, чем она.

Но самое главное, что не давало покоя, – Даша. Жанна обожала свою дочурку, она не сумела бы причинить ей вреда, не говоря уже о том, чтобы убить. Она даже по попе не могла ее шлепнуть. Если какой-то из перечисленных пунктов и был верен, то Даша все равно выпадала из логической картины. Решившись убить себя, Жанна не могла обречь на смерть дочь. Да еще на смерть настолько ужасную, кровавую.

«Не надо!» – что означали эти слова, ворвавшиеся в мою голову той ночью? Возможно, Жанна хотела, чтобы я оставила ее в покое и перестала думать о причинах ее поступка, но если так, то я не могла сделать этого. Не могла остановиться.

В поисках ответов сходила в церковь и даже забрела к экстрасенсу.