Обреченные невесты

— Если я его избранница, то и ты тоже, — говорила Птичка. — А он любит всех. Даже меня. Даже тебя.

И тут мужчина, грозно нависающий над Птичкой, словно опал. Он содрогался от рыданий. Руки повисли как плети, пистолет выскользнул из ослабевших пальцев, и он медленно опустился на колени.

В голове у Брэда звонили колокола тревоги, и он не мог заставить их умолкнуть.

«Лети, Птичка! Лети! Ты права, и он знает, что ты права, а жить с этим знанием не может. Он сейчас очнется и убьет тебя, Птичка. Лети!»

Губы у Брэда беззвучно шевелились, но он не мог перечить ей — слишком рискованно. Оставалось только молить Бога о милосердии.

Птичка не улетела. К ужасу Брэда, она положила руку на плечо Квинтона, и это рыдающее, содрогающееся подобие человека опустилось на корточки.

Все верно, Птичка — самая красивая в мире женщина. При своих полутора метрах роста, при том, что ухаживать за собой толком не научилась, искусством макияжа не владеет и от моды отстала, она являет собой самое потрясающее создание Бога.

И Брэд был уверен, что Коллекционер Невест собирается покончить с ней.

Квинтон не мог сообразить, что случилось. Понимал только, что над ним вершится насилие, самое настоящее насилие. Та самая женщина, что стала некогда его жертвой, вернулась и при помощи нескольких простых слов сорвала покровы, которыми он любовно оборачивал себя все эти годы.

Квинтон был не из тех, кто отрицает истину, но и принять ее он не мог, по крайней мере не сейчас.

Пока перед ним стоит избранная, которой Бог даровал столь высокое положение, единственное, что остается, — оплакивать свою собственную жалкую природу.

«Я прав: она — самая, самая, самая красивая! Неудивительно, что я безумно в нее влюбился. И влюбился бы снова, потому что мужчина, не способный полюбить и не любящий Птичку, заслуживает быть убитым на месте и закатанным в мокрый бетон».

Когда Птичка сказала, что и Квинтона Гулда, человека, оскорбившего ее, любят не меньше… земля разверзлась под ногами, и он ощутил дыхание ада, затаскивающего его в свои глубины.

«Этого не может быть. Сравнить меня с Райской Птичкой — то же самое, что сравнить слизняка с павлином, с голубем… с райской птичкой. И тем не менее все так. А потом она сказала, что зло изъедает меня изнутри, чтобы превратить нас обоих в посмешище. Это тоже правда, и я бессилен хоть что-то изменить. И потому ее надо убить. Она плачет вместе со мной, я чувствую ее руку на своем плече… и теперь я ее убью».

Птичка прикоснулась к нему так, как, в ее представлении, могла прикоснуться мать к ненавистному сыну другой женщины, переживающему внутренний слом. И не почувствовала отклика. Он по-прежнему оставался монстром.

Еще в овраге ей подумалось, что, может, убийца мертв. Не физически, но духовно и умственно. Что, подобно ей, он умер давно, еще мальчиком, когда отец отнял у него жизнь.

И когда она коснулась ладонью его груди, то поняла, что права, — он мертв. Потому что во время прикосновения она увидела стоящего на коленях, плачущего маленького мальчика. А над ним грозно склонился с трубкой в руках крупный бородатый мужчина.

До этой минуты ей виделось только то, что виделось и мертвым, да и то всего несколько раз.

«Квинтон не похоронен, но действительно мертв, ведь мне не просто кажется, верно? Если удастся свидеться с Элисон, надо будет спросить, отчего Бог дает мне возможность видеть такие вещи».

Но сейчас Птичка знала одно: этого человека нужно любить, потому что, при всем своем ничтожестве, он зеркальное отражение той гнусности, что таится и внутри ее самой. Страх и ненависть, которые преследовали ее так много лет, тайно сосредоточены в этом человеке.

Она вспомнила разговоры с Элисон о всепрощающей силе Бога. «Не судите и не судимы будете, — любила она повторять. — Любите врагов своих, ибо они не ведают, что творят. Пусть в сердце ваше изольется свет божеского милосердия и всепрощения». Смысл этих слов дошел до Птички, только когда она очутилась в овраге.

Если все так и она действительно избранница Бога, то и он тоже. И единственный способ спастись и ей, и ему — вернуть его расположение.

И она сделала то, что, по словам Элисон, сделал бы Бог. Она простила его. Позволила ему плакать у нее на плече. И в это время на нее снизошел свет и дал свободу от этого человека.

Но это походило на усыпанную углем дорогу в зияющую пасть ада, и в глубине души Птичка не была уверена, что действительно простила Квинтона.

И вдруг она вспомнила про Брэда. Птичка прищурилась, повернулась, посмотрела на него и впервые заметила, что у него течет кровь.

Он готов был щелкнуть зубами, нанести удар, взорваться. Но не случилось ни одного, ни второго, ни третьего.

Птичка позволила ему положить голову ей на плечо и утешала, как сестра.