Обреченные невесты

— Нет, нет, я не это имел в виду, — сказал он при этом. — Поверьте, я обожаю «Адскую кухню». Всем нам нравится смотреть, как хлыст надсмотрщика приводит в чувство кучу бездельников. Просто… — Он пристально посмотрел на нее.

Она в эту минуту была способна думать только о том, что чувствует тепло его руки на своем плече. А когда он убрал ее, стало тоскливо.

— Просто — что? Вам трудно представить меня на кухне? — спросила она.

— Почему же? — широко улыбнулся он. — Честно говоря, совсем не трудно.

Они продолжили разговор, то и дело посмеиваясь над чем-то, и в какой-то момент он снова коснулся ее плеча.

Потом ему захотелось узнать о ее творчестве.

— Вам действительно интересно? Это же просто истории. И я их никому не рассказываю.

— Что за ерунда. В этих историях — вы сами. Вы должны рассказать их мне. И я хочу знать все.

— Правда?

— Да.

— Но у нас нет времени.

— У нас целый день. И поверьте, если мы кому-то понадобимся, все знают, где нас найти. Перескажите мне свой первый роман. Кто знает, быть может, его опубликуют, и тогда я окажусь первым читателем. Я настаиваю!

— Ладно. — Птичка вскочила со скамейки. Сердце ухало в груди. — Только вы должны пообещать… не смеяться.

— Обещаю; только если вы сами засмеетесь, я поддержу.

— Это ладно, но не над самим повествованием или не над тем, что вам покажется глупым.

— Обещаю. — Брэд поднялся следом за ней. — Как вы назвали роман?

— «Горакус».

Они медленно двинулись по тропинке. Брэд шел с ней бок о бок.

— Это про мир, — продолжала Птичка, — существовавший две тысячи лет назад. Он так и назывался — Горакус.

Птичка пересказала сюжет, но ему были нужны подробности. Что делали люди Горакуса по ночам, что носили, как праздновали свадьбы. Как выглядели их спальни, как пользовались Интернетом и какие сорта зубной пасты предпочитали.

Птичка с восторгом, какого от себя не ожидала, отвечала на все вопросы. Никому она так подробно не пересказывала сочиненные ею истории.

Изложение «Горакуса» заняло еще час. Птичке стало неловко: слишком много времени она у него отнимает. Порывисто схватив Брэда за руку, она подвела его к ближайшей скамейке и заставила сесть.

— А теперь расскажите о себе.

— О себе?

— Да. Если хотите, чтобы я до конца вам поверила, вы должны поделиться своими секретами.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Ну? — Она тоже широко улыбнулась.

— Что, не получается у меня расшевелить ваш мозг?

— Отчего же, попытаться можно. Но у меня не должно оставаться ни капли сомнений в том, что внутренне вы мне доверяете, и тогда, в свою очередь, и я смогу вам внутренне доверять. Для этого мне и нужны ваши секреты. Самые заповедные, самые сумрачные. Ну может, не самые… Но что-то в этом роде.

— Ничего себе… — Брэд засмеялся и закрыл лицо руками.

— В чем дело?

Сотрясаясь от смеха, он покачал головой. Птичке пришлось силой развести его руки.

— В чем дело, спрашиваю?

Его вид озадачил Птичку. Лицо Брэда раскраснелось, он хихикал, как школьник, а глаза сияли, словно солнце. Она невольно захихикала вместе с ним.

Брэд не мог ей признаться, что хохочет не потому, что смешно. Он смеется от восхищения собеседницей. Потому и раскраснелся — смущен этим самым восхищением.

Наконец они успокоились, и Брэд откинулся на спинку скамьи, сцепив руки на затылке.

— Господи, не помню, когда в последний раз так смеялся.

— Если думаешь соскочить таким образом с крючка, жеребенок, ничего не получится, — заявила Птичка и ужаснулась: «Господи, что я такое говорю». — Это я к тому, что нам следует продолжить попытки расшевелить мой мозг. Ну, вы понимаете, о чем я. Пусть думает, что мы близки к тому, чтобы позволить себе такие глупости.

Брэд расплылся в улыбке как мальчишка и покачал головой, словно не веря, что все это происходит на самом деле. Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее и начал свой рассказ.

Говорил о том, как рос в Остине, столице Техаса, в семье, где у отца с матерью был один сын — он, и две дочери. Отец работал адвокатом по уголовным делам — что объясняет выбор места службы Брэда, — только по другую сторону барьера. Поведал, как ребенком ходил на футбольные матчи, а потом, уже студентом, получил спортивную стипендию как теннисист. Как пил на Шестой авеню и вообще валял дурака весь первый год учебы в университете. В конце концов он переехал в Майами, где получил свою первую должность в ФБР.

Странная во многом история. Но для Птички она казалась абсолютно нормальной. В сравнении с ее детством, о котором он не расспрашивал, его юные годы прошли весело и беспечно. Машины, посиделки, друзья, воскресная месса, конфирмация. Вместе с приятелями он однажды запер священника в комнате, облачился в его рясу и вышел к аналою. На протяжении половины службы паства думала, что молитву читает приезжий священник. Словом, бандит был еще тот. Странное дело, но понимание, что он проделывал такие фокусы, делало его роднее.

«Получается, не такой уж он безупречный господин, каким я его себе рисовала».