Обреченные невесты

Птичка потянулась и поцеловала его в губы. Первый раз поцеловала она мужчину. Губы у него были теплые и мягкие. Ей захотелось прижаться к нему, заплакать и целовать, целовать…

Но вместо всего этого она приняла самый храбрый вид и посмотрела ему в глаза:

— Возвращайся поскорее.

Он кивнул:

— Не сомневайся.

ГЛАВА 39

Брэд прошел по дну по оврага от места, где они спустились, еще двадцать метров и, затаив дыхание, остановился. В роще, с южной стороны, вовсю стрекотали сверчки. Дул легкий ветерок, шевеля стебли на этом беспредельном, желтом, как песок, кукурузном поле, освещенном золотистым диском луны.

Брэд обернулся. Напряги он воображение, угадал бы вдали силуэт женщины, прижавшейся к склону оврага. Удивительной женщины по имени Райская Птичка, заслуживавшей и обретшей ныне полную его преданность.

Но это только если дать волю воображению. Она хорошо спряталась, и при мысли о том, что он снова бросил ее одну и, быть может, им вообще не суждено встретиться, у него сжималось сердце. Но он понимал: другой возможности спасти Птичку скорее всего не будет. Пока Квинтон Гулд на свободе, ее жизнь в смертельной опасности.

Брэд перевел взгляд на кукурузные поля. Есть только один способ переиграть противника. Надо идти тихо, быстро, как охотник. Вероятно, Квинтон Гулд уже бежал. Но нельзя исключать, что он либо прочесывает поле, либо избавляется от следов своего пребывания в бараке. Так или иначе, следует поторопиться.

Он вышел к полю и начал осторожно пробираться сквозь посадки. Шел быстро. На такой скорости шорох от соприкосновения с тесно прилегающими друг к другу стеблями расслышать было можно, но отличить от шелеста, вызванного порывами ветра, нелегко. Так или иначе, поле пересечь надо.

План был простой. В открытом столкновении у него, безоружного, шансов нет. Но если войти в барак незаметно… можно уже нынче ночью покончить со всем этим делом.

С сердцем, колотящимся в груди как паровой молот, Брэд продолжал пробираться через поле, старясь дышать как можно тише. В тридцати метрах от края остановился и прислушался…

Наверное, показалось. Чего бы только не отдал сейчас Брэд за то, чтобы иметь сейчас свой пистолет. Да хотя бы молоток. Можно было, наверное, прихватить что-нибудь, уходя из барака: грабли, палку, какой-нибудь штырь железный, веревку, кирпич — да что угодно, — но ничего такого на глаза не попалось, да и не думал он тогда об этом. Ведь только полоумному могла бы прийти в голову мысль о возвращении.

Брэд подошел к самому краю поля и осторожно выглянул из-за стеблей. Красноватый свет по-прежнему мерцал в большом окне наверху и проникал сквозь вертикальные трещины в стене.

Квинтон все еще здесь.

Щели в старых, полусгнивших досках были достаточно широки для того, чтобы, при должной осмотрительности, увидеть из дома то, что происходит снаружи. Следует иметь это в виду.

«А раз так, — пришло в голову Брэду, — Квинтон при ярком свете фар, пробивающемся в барак, мог видеть, как мы с Птичкой уходим. Правда, почему-то в погоню не пустился. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения».

Справа щелей в стене было меньше. Брэд низко пригнулся, ступил за край поля и побежал через вырубку к дальнему углу барака.

Луна освещала его так, что Квинтону, устроившемуся в пятнадцати метрах от юго-западного угла, были отлично видны по меньшей мере три четверти строения, напоминающего на фоне звездного неба гробницу. Он сидел в позе лотоса и проделывал круговые движения ладонью со скрещенными большим и указательным пальцами, чтобы сосредоточиться.

На фоне пшеничных колосьев, колышущихся над головой, Квинтон практически не был виден.

«Человек Дождя ушел на северо-запад. Если исходить из того, что он вернется, выберет скорее всего то же направление. И даже если срежет угол, все равно замечу его. Наверняка рассчитывая, что я стираю следы своего пребывания в бараке, лис приникнет к щели и неприятно удивится, убедившись, чтобы добычи не видно. Тогда он незаметно обойдет сарай, пытаясь обнаружить меня, пока я не нанес смертельный удар, — если конечно, Человек Дождя окажется смекалистым.

Если же Человек Дождя не вернется, я сотру все следы и через час, задолго до восхода, удалюсь, чтобы позднее вернуться и закончить то, что начал. Я терпеливый. Семь лет ждал, так что еще несколько месяцев не в счет.

Все в порядке. Я не разочарую того, кто вглядывается в меня в ночи. Особенно сейчас, когда наконец постиг свое истинное предназначение».

Единственное, что смущало, — звук. Гудение в голове перешло в скрежет. И был он так громок, что не отличишь от оркестра сверчков. Правда, сейчас слух не главное. Он будет полагаться на зрение и высокий интеллект, а слух и чувство пусть пока отойдут на второй план.

Ум его достаточно ярок, чтобы осветить мир. А ярость настолько темна, что он даже начал смаковать мысль о том, что убьет Птичку ради запаха и вкуса крови.

И это еще не все, преимущества этим не исчерпываются. Ум, гудящий ум подсказывал, как именно, будучи вооруженным лишь палками да камнями, лис собирается убить его.