Когда наступил день свадьбы, был одновременно счастлив, что, наконец, мы станем одним целым и в глазах общества и в глазах богов. За нашу встречу с Лией буду благодарен Марку до конца своих дней, ведь именно он однажды предложил стать его напарником и помогать ему на заданиях. Иначе бы я её не встретил. С другой стороны этот день и счастье что испытывал, хотел разделить с друзьями, но Марк был мёртв, а Алиша только-только прибыла в Дарум, точнее в порт.
Стоял у алтаря в ожидании Лии, из гостей были все, кого мы пригласили. Кир с Мизуки, Дион и Ирос с невестой Жанной. Удивил, так удивил меня друг. Когда заиграла музыка, я встрепенулся и устремил взгляд в проход, по которому сейчас шла моя возлюбленная. Она была всегда красива и в любой одежде, а без, пожалуй, даже красивей, но сейчас, она была похожа на воплощение светлого духа. Платье было воздушным, и ткань сияла, стоило лишь лучу света попасть на него, её взгляд был наполнен счастьем, и самую малость грустью, на губах была осторожная улыбка.
Лия шла под руку со служителем храма, который сейчас выступал в роли её духовного отца, так как живых родственников у неё не осталось. Когда она остановилась рядом со мной, взял её руку в свою и повернулся к алтарю, улыбнувшись ей. Сегодня мы станем мужем и женой, сегодня, мы станем одним целым, и только богам будет под силу нас разделить. Жрец вещал свою речь вдохновенно и радостно, обручая двух людей, а я представлял нашу брачную ночь и изнывал от нетерпения. Не смотря на то, что мы были с ней вместе всё это время. Мы ещё ни разу не были близки с ней в этом плане, она хотела, чтобы всё было по укладу её предков по линии бабушки, а я хоть и желал её, но был готов на любые уступки и жертвы ради неё. Стоило об этом только подумать, как перед глазами снова стоял тот день, когда Марк отдал свою жизнь ради Алиши, сейчас, понимал его очень хорошо, я бы поступил точно так же ради Лии, даже если бы она просила не делать этого, лучше умру я, чем она.
Едва услышал последние слова жреца, повернулся к Лии, обняв её за талию, притянул к себе и поцеловал в губы, нежно и осторожно, но едва она мне ответила, потерял над собой контроль, целуя её с всё большей страстью и жадностью, отрезвил меня её стон. Стон, что обещал мне сладостное наслаждение. Друзья нам хлопали, бросали в воздух лепестки цветов и кричали поздравление, казалось, их тут было, не пять человек, а целый храм, так громко и радостно звучали их поздравления.
— Надеюсь ты видишь нас брат. — прошептал я, обнимая Лию. — Надеюсь, ты обрёл покой.
***
Туман был очень густым и плотным, чувствовал, как с каждым шагом мне становится идти всё труднее, а тело болит всё сильнее. Иногда терял силуэт Истиофа, порой отставал от него очень сильно. Дыхание сбивалось каждый раз, как я пытался его нагнать, но у меня ничего не выходило. Почему так больно, в этой реальности ведь не чувствуешь боли, так почему? Что происходит, и сколько мы идём, а главное, сколько будем ещё идти. Спрашивать бога не имело смысл, он перед началом пути сказал, куда мы направляемся. Но я не понимал, отчего мне так больно, и чувство боли было странным, словно не моё, будто оно идёт откуда-то издалека.
— Ты чувствуешь боль тех, кто оплакивает тебя в мире живых. — отозвался Истиоф на мои мысленные вопросы. — Жрецы ведь не зря каждый раз говорят, что не стоит оплакивать близкого, что он отправился в лучший мир и его ждёт перерождение.
— Но не всех оно ждёт.
— Не всех, но забвение ожидает далеко не так много людей, как ты думаешь. Мы смотрим значительно глубже и обширнее на судьбу человека и его поступки и мысли и лишь, потом выносим приговор. Та боль, что ты сейчас ощущаешь — это боль твоих близких, что оплакивают тебя. Чем она сильнее, тем больше тебя оплакивают в мире живых и тем больше тебе причиняют боль. Иногда, — она обернулся ко мне, — души чувствуют настолько сильную боль, что она мешает их перерождению, оттягивая этот процесс. Горе живых, мешает получить упокоение мёртвому. Пока они не примут и не смирятся с твоей смертью, ты будешь испытывать эту боль.
— И как долго это может длиться? — решил спросить я.
— Всю их жизнь. — просто ответил он мне. — Сложнее всего с детьми, которых действительно любили. Родители в своём горе не могут понять, какие муки они причиняют душе своего ребёнка здесь. А словам жрецов вы не верите, что если вы будете радоваться за покинувших вас, им будет легче уйти, живые воспринимают это как издевательство и самозабвенно страдают по ушедшим, причиняя им муки здесь.
— Но боль мешает только перерождению, — усмехнулся я, — не забвению.
— Да. Забвению она не мешает. И ты обретёшь его. — он протянул руку, указывая куда-то вперёд. — Оно ждёт тебя там, дальше свой путь ты должен пройти сам. Все твои решения в жизни, вели тебя по определённому пути, который ты выбирал сам и теперь перед тобой только один путь, без вариантов выбора и этот путь забвение.
— Я готов принять его.