Обреченные сражаться. Лихолетье Ойкумены

Гостинец, что там говорить, стоил поцелуя. И не одного. И не только поцелуя – не будь девчонка супругой сына и матерью внука. Впрочем, сияющее россыпью согдских самоцветов ожерелье и впрямь было достойно Деидамии куда больше, чем отцветшей и расползшейся прежней владелицы, любимой супруги Кодомана, Третьего Дария, последнего шахиншаха Арьян-Ваэджа из славного рода Ахемена…

– Не благодари, доченька, не стоит! Извелась ты тут, вижу?..

Мгновенно поняв, молодая женщина тяжко вздохнула, и в уголках губ ее появилась горестная складка.

– Мне было так страшно, батюшка!..

Они все еще стояли, и это было неудобно – ей говорить, запрокинув голову, ему, почти сгорбившись.

– Присядь, доченька. Врач говорит, что самое страшное уже позади. Кажется, ему можно верить…

– Угу…

Деидамия шмыгнула носом, сдерживая слезы. И преуспела в этом. Когда-то, в первый год после приезда, ей вряд ли удалось бы не заплакать. Но кое-чему при дворе наместника Азии эпиротка все-таки научилась.

– Знаете, батюшка, Гонатик в бреду звал вас, а не Деметрия… Просился на охоту…

Теплая волна подкатила к глотке наместника, мешая произнести хоть слово в ответ.

– А Деметрий… Он почти не пишет. Он там, в Элладе, у городских… Он совсем забыл меня, батюшка-а-а-аааа…

Рыдание все-таки прорвалось.

– Ну что ты, глупенькая?! – удивляясь себе, Антигон нежно, почти как лобик внука, погладил шелковистый затылок молосской невестки. – Тебя забудешь! Где мой дурак такую вторую искать станет?..

Жалость, густо перемешанная с негодованием, глушила голос наместника Азии.

Деметрий – свинья! Храбрая, умная, преданная, любимая свинья, иного слова не найти! Девчонка, каких в Элладе днем с огнем не сыщешь, не говоря уж о родстве с богами, досталась ему, почитай, даром! Влюблена как кошка! Родила сына, и какого сына! И вот, плачет! Трудно, что ли, написать хоть полсловечка? Хотя бы припиской в письме к отцу, которому писать не забывает! Так нет же: отплыл в Элладу, и с тех пор ни слова, ни звука, словно и впрямь позабыл…

Скулы Антигона затвердели, и в левой глазнице затрепетали лучики проснувшейся боли.

Скотина! Сколько можно крутить интрижки с каждой встречной? И так уже по всему Архипелагу ходят слухи, что гарему Антигонова отпрыска мог бы позавидовать шахиншах Персиды! Позорище. Петух драный столько кур не перетоптал, сколько сынуля ухитрился. Кастрировать его, что ли?

Боль испуганно притихла.

Думать стало веселее.

А почему бы и нет? Благо наследник уже имеется…

Впрочем, от этого хуже будет в первую очередь той же Деидамии, да и жена поднимет крик. Воздержимся пока что от крутых решений. Но с бабами Деметрию пора прекращать. Многие из них Антигону известны, и далеко не все они – законченные шлюхи. Надо признать: к Деметрию липнут и вполне достойные женщины! Взять хотя бы ту же Филу… Она всегда нравилась Одноглазому, даром что старше сына на шесть лет. Разумеется, ни о каком браке и речи идти не могло. Да Фила и не претендовала. Она просто любила Деметрия и любит по сей день. Бесхитростно и горячо. Собственно, Фила – случай особый, из ряда вон выходящий. Жена от нее без ума, Деметрий хоть и посещает нечасто, а обойтись без нее не может, и даже Деидамия, узнав о существовании Филы, рванулась было к ней разбираться по-горски, а кончилось все тем, что они ревели в объятиях друг у дружки, и сейчас нет у невестки подруги лучшей, нежели возлюбленная сына, сделавшая некогда Деметрия мужчиной…

Ладно, Фила так Фила, что уж с ней поделаешь! Но с веселым домом в ставке Деметрия будет покончено раз и навсегда, не будь Антигон Одноглазым.

– Что с вами, батюшка?

То ли по сверкнувшему оку свекра, то ли просто извечным женским чутьем учуяв нечто, Деидамия отстранилась и напряглась, готовая встать на защиту возлюбленного супруга.

– Деметрий напишет тебе, доченька, – твердо сказал Антигон. – Обязательно напишет!

И внутренне поклялся: так и будет! Это сероглазое чудо в обиду не дам. А посмеет ослушаться, вызову к себе и выпорю, как козла Изиды, не посмотрю, что в Элладе его уже величают Непобедимым…

– А вообще-то ты как тут, доченька?

Деидамия шмыгнула носом, вовсе уж по-детски.

– Скучала! По вам, батюшка, по Деметрию. А так, пока Гонатик не захворал, все хорошо было. Только вот братик сниться стал, часто-часто! Хоть и не помню его совсем, а приходит, и стоит, и смотрит на меня жалобно…

– За брата не волнуйся, козочка. – Одноглазый потянулся было к смугло-румяной щеке, даже на взгляд бархатистой, словно персик, так и приманивающей погладить… И почти испуганно отдернул руку, со стыдом осознав за миг до прикосновения, что в желании дотронуться было уже очень немного отцовского. – Пирра мы в беде не оставим! А пока что пускай живет где хочет. Там безопасно.

– Батюшка…