Прошло всего несколько секунд, и в посёлке воцарился ад. Каждый разрыв опрокидывал, ломал кости посельчанам ударной волной, обрушивал на их головы стены и вывернутые из земли кирпичи. Воющие осколки стегали по податливой плоти, пробивая навылет, вырывая шматки мяса из ещё живых, вскрывая головы и грудные клетки. Им было всё равно — мужчина перед ними, женщина, ребёнок. Рвались не только фугасные снаряды. На краю толпы раздался жуткий, пробирающий до костей вопль: крошечная фигурка, то ли ребёнок, то ли просто не вырос, мечется, катается по грязи, а сама полыхает, как факел. Ещё нескольких, стоящих рядом, накрыло горящей смесью. В дымном небе нарастал знакомый клёкот лопастей: оттуда, безошибочно находя цели в дымном полумраке, секли и секли свинцовыми плетьми пулемёты. Пули хлестко барабанили по броне, с чмоканьем входили в грязь и в тела…
Решение Ярцефф принял мгновенно. Надевать кевлар было некогда, капитан лишь рявкнул:
— Дудоня, дверь закрою — с места назад! Клеопатря, без моей команды не стрелять!
Бронедверь, скрипнув приоткрылась, в неё тут же звякнули два мелких осколка, оставив на внутренней обшивке две отметины. Ярцефф пригнулся, чтобы бронедверь прикрывала голову хотя бы справа. И заорал, перекрикивая грохот разрывов:
— Бегом в машину, идиоты!
И когда кто-то, решившись, полез в броневик, Ярцефф яростно втащил его внутрь. Одного, второго, третьего. Или третью? Потом, потом разберёмся! Хотел подсадить какого-то малыша — но свистнул осколок, и только плеснуло красным на грудь. Крохотная безволосая головка с навечно застывшим в глазах удивлением сорвалась с плеч и покатилась под гусеницы. Ярцефф отбросил обмякшее тело — и втянул следующего, с кровящей раной на плече…
Их заметили с воздуха, вот только выводы сделали совершенно неправильные — решили, наверное, что мутанты, прорвавшись к броневику, пытаются проникнуть внутрь, а экипаж то ли ранен, то ли контужен. Несколько пуль градом простучало по броне — но остальные угодили в толпу. На броню обильно брызнуло красным, чёрным и каким-то гнойно-белым:, у некоторых мутировала и кровь.
Ярцефф бросил взгляд на месиво мяса, костей и волос у броневика. Он сразу оценил, что спасать некого: до остальной толпы, шатнувшейся прочь от броневика ещё когда прогремела очередь Клеопатри, было метров двадцать — дальше всё терялось в смоге. Впрочем, и места в броневике, пропахшем кровью и порохом, уже не было. Ещё кто-то запрыгнул на броню, и теперь вжимался в холодный металл, но прогрохотала очередь из поднебесья — и тело, пятная броню кровью, сползло вниз. Клёкот лопастей теперь пробивался и через какофонию бойни, и через толщу брони, и через рёв мотора. Похоже, чистильщики решили посмотреть, что за броневик, и не требуется ли помощи. Стоит им заметить, из кого состоит «экипаж» — и хватит одной ракеты. Или длинного, бронебойного импульса плазмострела…
Ярцефф сообразил быстрее. Бронедверь захлопнулась, одновременно заревел мотор. Броневик дёрнулся, корма провалилась вниз: задним ходом, прямо через воронку, машина развернулась — и, быстро набирая скорость, ринулась к окраине посёлка. Время от времени броневик вздрагивал всем своим двадцатитонным телом, когда наезжал на развалины, переваливал крупные камни, или, наоборот, проваливался в воронки. Скрежетали траки по арматуре раскрошенного временем бетона, по застрявшим в грязи осколкам снарядов. Грязь нехотя, с чавканьем отпускала траки, разлеталась из-под них неряшливыми ошмётками. Порой под гусеницами исчезали и трупы: не было ни времени, ни возможности объезжать растерзанные осколками, искорёженные взрывами тела.
Они не видели, как выла, стонала толпа, которую выкашивали очереди. Потом очереди стихли, сменившись одиночными выстрелами и шипящими импульсами плазмострелов. Как последние собирались вокруг Бешеного, и тот, утратив обычный гонор, повторял:
— Стойте! Не сопротивляйтесь, не бегите! Те из вас, кто не грешны, не будут убиты! Это посланное нам испытание!
Но выстрелы гремели и гремели. И валились всё новые и новые из окружавших Бешеного. Кто-то молча опрокидывался навзничь, раскидывая руки и разбрызгивая содержимое простреленных голов. Кто-то хрипел, корчась в грязи и царапая гротескными конечностями окровавленную землю. Кто-то жутко выл, получив в живот крупнокалиберную пулю… Но те, кого пока пощадили пули, только радовались: им казалось, что убийцы в одинаковых шлемах вот-вот отойдут, и Вождь объявит, что все грешники убиты, а праведники спасены. А сосед, брызнувшей выбитыми мозгами в лицо, который никогда и мухи не обидел? Да он, может, тайком детей воровал и ел! Или бага… багоху… ну, в смысле, богохульствовал про себя! А вот тот мальчонка, в последний миг прикрывший лицо пухлыми беспалыми культяпками? Так, может, и он тоже… про себя грешил? Ну, так и пусть получит. А кто сле… А-ааарх!!! И валится в грязь очередное бездыханное тело. И бьются огоньки на концах автоматных стволов…