Обреченный мир

– Так теперь виноват я? – уточнил Рикассо, забирая таблетку у Мероки. – Вроде раньше ты винил Кильона.

– Ты позволил ему организовать диверсию, которую он планировал изначально, – ответил Спата.

– Планируй Кильон диверсию – шансов у него было бы хоть отбавляй. – Рикассо зажмурился, ощущая действие таблетки. – Отлично, доктор! Мне уже полегчало. Девочка оставит зону сдвинутой или вернет на место?

– Не знаю, – ответил Кильон.

Спата махнул револьвером уцелевшим соратникам:

– Залезайте в подполье. Разыщите боргов, пока не восстановились границы зоны.

Кильон посмотрел на Нимчу – сотрясавшие девочку конвульсии стихали. Взволнованная Калис крепко обнимала дочь, постепенно оправляющуюся от страшнейшего приступа одержимости.

– Извините, – проговорила женщина. – Она не нарочно.

– Не извиняйся, – отозвался Кильон. – Вполне возможно, девочка спасла Рой.

Послышались шаги: тяжелые, они звучали все ближе и ближе. Кильон и остальные посмотрели не на труп ройщицы, не на порог каюты, а дальше, на широкий коридор с балконами. Вопреки потере тяги, огнесоковые горелки до сих пор горели. К Спате и его соратникам спешили как минимум двенадцать мужчин и женщин в форме. Оружие они держали наготове, в свете огнесоковых горелок стволы мерцали алым и оранжевым. На вид ни один из бойцов зонального недомогания не испытывал. Вел отряд рыжебородый Аграф, на лице которого застыла непоколебимая решимость.

– Ты говорил с Куртаной? – спросил Рикассо, когда Аграф приблизился.

– Говорил. Флот за нас, Спата. Другим твоим сторонникам не хватило пороху подать голос.

– Рикассо отстранен от должности, – объявил Спата. – Капитан Аграф, требую, чтобы ты подчинился временному командованию в моем лице.

– Требуй, чего хочешь. Я по-прежнему подчиняюсь Рикассо.

– Капитан Аграф, ты станешь выполнять мои приказы, – продолжал Спата, словно не слышал Аграфа. – Ты велишь своим людям… тем, кто верен тебе… вместе со службой безопасности отыскать уцелевших боргов. Боюсь, времени у нас не много.

– У одного из нас его точно не много. – Аграф нацелил на Спату служебный револьвер. – Сдай оружие! Ты арестован за попытку мятежа.

Спата глухо засмеялся:

– Удивительное заявление! Надеюсь, у тебя есть столь же удивительное обоснование.

– Ты говорил с Куртаной? – снова спросил Рикассо.

– Говорил и забрал то, что она попросила забрать. Теперь это в надежных руках. – Аграф кивком показал на Кильона. – Она также велела доставить на «Репейницу» доктора Кильона и его спутниц. Отправиться можно в течение часа. – Аграф встревоженно глянул на Нимчу. – Как она?

– На «Репейнице» девочке будет не хуже, – ответил Кильон. – А раз уж раскрылась ее истинная сущность, корабль Куртаны, возможно, самое безопасное место для нее. Я только хотел бы сначала заглянуть в лабораторию. Вдруг что-то удастся спасти?

– Особо не надейся, – предупредил Аграф.

Нимча застонала. Издаваемые ею нечленораздельные звуки больше всего напоминали мяуканье. Кильон почувствовал: зона отступает, возвращается к прежней границе, если даже не к прежним очертаниям. Осознанно или нет, Нимча сделала то, что нужно.

Где-то снаружи двигатель кашлянул, фыркнул и с ревом заработал. Потом ожил еще один.

– Очень вовремя, – похвалил Рикассо, искренне восторгаясь чудом, свидетелем которого стал. – И продолжительность оптимальная: панику сдвиг посеял, а постоянных транскрипционных ошибок не вызвал. Остается лишь надеяться, что борги уничтожены окончательно.

– Да они и так едва за жизнь цеплялись, – проговорила Мерока. – Поэтому и подличали на всю катушку. Думаю, сейчас они где-то тухнут. Лучше их разыскать, не то к рассвету корабль провоняет, как конеградский бордель.

– С ними разберутся, – пообещал Спата, сдавая оружие. – В любом случае здесь налицо преступная халатность. И, примкнув к Рикассо, вы лишь оттягиваете неизбежное.

– Посмотрим, – улыбнулся Рикассо.

Чуть позднее Кильона со спутницами переправляли на «Репейницу» на личном шаттле Рикассо. Еще не рассвело, куда ни глянь, единственными источниками света были гондолы. Рой снова двигался: завелись почти все моторы, и практически ничего не указывало, что зональный шторм, шквал, колебания – называйте, как угодно, – причинили серьезный ущерб. Для Кильона и других пассажиров «Переливницы» финал мог получиться куда печальнее. Физиологические последствия зонального сдвига уже почти не ощущались, за исключением долговременных побочных эффектов антизональных препаратов. Кильон очень старался, только ни один доктор не сделал бы точную поправку на столь быстрое возвращение зон к прежним границам. Голова гудела, как едва отзвонивший колокол, и объяснялось это не только побочными эффектами таблетки. Кильон обдумывал значение случившегося. Вопиющее противоречие между политической причиной и следствием вызывало мучительные раздумья, – казалось, в спор вступали полушария мозга.