Обреченный на смерть

— Хорошо, — Алексей устало мотнул головой — сил не оставалось, хотя всю дорогу проехал на лошадях. Хорошо, что заводные были, и пересаживались — но на пятый день перехода зашатались и кони, не в силах идти дальше. И не мудрено — овес в торбах, что привезли драгуны, окончился позавчера, и то там оставалась самая малость.

Шли седьмой день, осторожно, минуя селения, глухими тропами — оказывается, в здешних краях капитан бывал частенько, собирая провиант и фураж для своего полка. А потому прекрасно знал места в этом лесном и болотистом междуречье, между Великой и Ловатью, еще два века тому назад одной из новгородских пятин.

Алексей с удивлением узнал, что довольствие своей армии царь поставил весьма своеобразно. Каждому полку тут отводился определенный район, в который засылались команды фуражиров. А те вели себя соответственно, как баскаки из времен татаро-монгольского ига — где покупали по мизерным оплатам, но чаще вульгарно грабили окрестное население.

Местные власти и помещики не препятствовали этому увлекательному для служивых процессу. Во-первых; просто опасно что-либо запрещать царским воякам, они и прибить могут, и зубы кулаком пересчитать, что частенько и бывало. Да оно и понятно — много ветеранов с медалями, вооружены до зубов и что характерно, не стесняются ружья в ход пускать.

А во-вторых, всю местность буквально проходили частым гребнем — изничтожали подчистую разбойников и лихих людишек, дабы они не разоряли обывателей — такая конкуренция армии была не нужна. Отлавливали беглых — народец не хотел гибнуть на строительстве Санкт-Петербурга от непосильной работы на скудном корме. Так что норовил сбежать каждый третий, не говоря о вторых. Первые тоже унесли бы ноги, только их трупы укладывали в болота штабелями, а сверху ставили клети.

Какое чудо — град Петров, некрополь обширный, где вместе с русскими крестьянами погибли тысячи пленных шведов, которых вовсю использовали для строительства на болотах. Ни одному нормальному человеку и в голову заняться такой дуростью желание не пришло.

Кроме царя Петра Алексеевича, для которого все заключалось в одном слове — Парадиз!

И вот они шли по этим глухим местам, разоренным не войной — собственной армией. И причем так, что ни один неприятель бы не сделал — свои ведь все знают, и от них мало что скроешь.

— Стой…

Алексей остановился как вкопанный от негромкого голоса капитана. Тот указал рукой в сторону, и он, прищурив глаза, увидел нечто качающееся, похожее на тело человека.

— Тут деревенька в три двора есть поблизости, в трех верстах. Чую, солдаты сие совершили. Надобно проверить.

— Пошли, — Алексей пожал плечами, он устал настолько, что ему стало безразлично. Будь там засада, то пошел бы на нее с желанием словить пулю в грудь, и отмучиться. Они тронулись, ведя лошадей в поводу, заряженные пистолеты лежали в седельных кобурах.

На толстом суку качался труп человека, одетого в рванье. Косматый, с бородищей как лопата, с вывернутой шеей. Капитан совершенно спокойно подошел к висельнику и рубанул шпагой по веревке. Труп рухнул вниз и Алексей получил возможность хорошо его рассмотреть. Лет тридцати, не больше — сильно старила седина и морщинистое лицо. На лбу краснеет клеймо, левое ухо отрезано, пальцев на правой руке полная нехватка, кроме одного-единственного большого.

— Из сволочей, — равнодушно бросил капитан. Алексей удивился странному звучанию ругательства и удивленно посмотрел на офицера. Никита сразу принялся в очередной раз вводить его в курс местных реалий.

— На строительство Петербурга приказано сволочь народа, сколько потребно. Отсюда всех работников «сволочами» называют. Это хорошо, что он второй день висит, не сегодня-завтра местные мужики бы пришли и похоронили на погосте. Солдаты его вздернули — два раза уже сбегал, и оба ловили — клеймо поставили и ухо отчекрыжили.

Капитан говорил настолько спокойно, что Алексея неожиданно передернуло от нарочитого равнодушия. Огнев, словно не видя такой реакции, безжалостно закончил:

— Сбежал в третий раз, но не свезло — тут солдаты и поймали. Была бы рука целая, так обратно бы отправили и другое ухо отсекли. Но он уже не работник, потому и повесили другим в устрашение. Тут в деревнях много мужиков, что положенный год на строительстве провели. Но еще больше тех, кто домой не вернулись.

— Да уж, мужиков нельзя просто так изводить, — Алексей чуть ли не выругался матом. Безлюдье вокруг — за неделю они в одной брошенной деревеньке ночевали, да избушка раз встретилась. Дыхание зимы уже ощутимо чувствуется, она уже близко — по утрам примораживает, даже две епанчи от холода не спасают у костра. Они оба не походили на драгун — мундиры истрепались до полного безобразия, хорошо хоть взяли их про запас. Только треуголки, шпаги и пистолеты говорили о том, что они служивые люди.

— Ладно, пошли дальше, — Алексей пошел по тропинке вслед за капитаном. Лошади брели за ним совершенно равнодушные ко всему, они изрядно шатались, хотя и поклажи на них особой не было. Самое тяжелое — оружие убитых гвардейцев, да баклаги с водой.