Обреченный на вечные муки

Это все было очень наивное и убогое, но — удивительная вещь! — я постепенно начал чувствовать, что за примитивностью формы кроется глубокий смысл; что уже и тогда человеческая мысль в муках искала своего самовыражения, — и не во имя эгоистического восхваления себя, а ради какой-то еще неосознанной высшей цели человека.

А потом — музыка… Наверное, она была характерной для того периода, когда человек уже почувствовал острую потребность заявить о своем призвании, но еще не находил необходимых слов. И именно музыка, музыка древних таотян, заставила меня, Круза, впервые стать на позицию другого человека, понять нечто такое, что выходило за рамки моих представлений и убеждений.

Я слушал горестные, торжественные фуги, и меня пронизывало то настроение невыразимого отчаяния мятежного существа, которое уже осознало свой разум, но все еще боится выдуманного самим собой бога; я любил и ненавидел, был способен и на самопожертвование и на убийство; я чувствовал себя одновременно и великаном, и червем; немым паралитиком, который знает чудесное спасительное слово… но неспособен произнести его…

А впрочем, не буду рассказывать дальше. За эти двое суток ваш "Сириус" передал мне всю информацию, записанную на его барабанах памяти. Человечество Земли прошло почти весь тот путь, что и таотяне, так что ничего нового вы не узнаете.

Одним словом, пролетали секунда за секундой, наш астероид двигался в межзвездном пространстве, в абсолютной темноте и пустоте, все вокруг казалось вечным и неизменным… И только я, Крузов психодвойник, менялся все сильнее и сильнее.

Я уже узнал, что такое ожидание и разочарование, горечь и возвышенность. Меня волновала судьба вымышленных героев, и я невольно представлял себя на месте каждого из них. Вставали вопросы о справедливости и несправедливости…

Микрофильм за микрофильмом глотал я из неисчерпаемого фонда Информационного центра, и все чаще возвращался к истории жизни моего психодвойника.

Мне становилось жутко: у Круза была не жизнь, а жалкое существование. Сказочные богатства и неограниченная власть не дали ему ни светлой радости, ни возвышенной одухотворенности — только напыщенное самодовольство и жестокое наслаждение ощущением собственной исключительности. Самый богатый и самый могущественный на планете, он был, по сути, беднее самого бедного нищего и бессильней скованного раба, потому что находился в плену примитивной, прямолинейной схемы поведения, хоть и не осознавал этого.

Я все еще любил его, как можно любить самого себя, но все чаще к этому чувству присоединялись горечь и боль, недовольство и внутренний протест. Ведь теперь я понимал Круза лучше, чем он сам. Я знал его с детства, помнил его искренним наивным мальчишкой, упрямым, целеустремленным подростком. С теплым чувством я вспоминал его детские мечты об идеальном мире, где всем будет хорошо… и сразу же приходил в себя: эти мечты закончились тем, что Круз не колеблясь уничтожил целую планету и три миллиарда людей на ней… Как же это могло случиться?.. Как?

Преступниками не рождаются. Преступниками становятся вследствие длинной цепи неблагоприятных обстоятельств, а прежде всего, из-за чьего-то нежелательного влияния. Я, психодвойник, — как и сам Круз, — не мог вспомнить, когда начался этот медленный процесс превращения искреннего ребенка в жестокий автомат с ложной программой. Вспоминались только отдельные фразы, отдельные книги, отдельные фильмы… и непрерывное напоминание, что ты — сын самого богатого человека планеты, что тебе одному принадлежит будущее…

Ну, хорошо, пусть Круз… Но те триста его сообщников, — мужчины и женщины, которые должны были положить начало новой "расе богов" на неизвестной далекой планете, — стоят ли они высокого звания человека?

Я имел исчерпывающую информацию о них: Круз им не очень доверял, поэтому за кандидатами в "боги" шпионили в течение долгого времени. По мнению Круза, все они отвечали наивысшим требованиям. Но я теперь видел: нет, это были полуживотные-полумашины, и общество, которое они заложат, рано или поздно деградирует до рабовладельческого… а значит его история пойдет по тому же пути, что и на Тао…

И когда я осознал это, меня пронзил ужас. Уже не было оправдания убийству трех миллиардов людей.

Все триста на астероиде — преступники, которым нет прощения! И был только один судья — я.

Снова повисла пауза, такая длинная, что Ким не выдержал:

— Мы слушаем вас, Круз! Слушаем очень внимательно и… понимаем ваше волнение.

— Это моя исповедь, люди Земли… — грустно сказал Круз. — И если бы я мог, я кричал бы сейчас на всю Вселенную, чтобы услышали все. Преступление и наказание… Преступник погиб давным-давно, а кару несу я… Или, может и он тоже? Задумайтесь: виноват я или не виноват?.. До сих пор во мне живет частичка сознания Круза, я унаследовал его лучшие и худшие качества, правда, они за чудовищно долгое время трансформировались… Скажите мне, кто я: преступник или не преступник? Сотни тысяч ваших лет жжет меня этот вопрос, и я не могу найти ответа на него…