— Каково? — остановился на мгновение канцлер, переведя дух от быстрого чтения. — Нет, вы послушайте далее, что эта лиса пишет обо мне, — продолжил он: "А кроме того, мечтаем мы познакомиться с министром русского двора, заслуги и высокие качества коего столь высоки…". Вот лиса! Вот проныра! Они меня там ненавидят, врагом наипервейшим почитают, а вот на тебе, расписались, расщедрились на похвалы! Без них я не знал бы, кем являюсь и кому служу. Тьфу на речи их льстивые.
— То о многом говорит, — чуть подумав, осторожно высказался Претлак.
— О чем именно? — вытянул в его сторону указательный палец с большим перстнем на нем Алексей Петрович.
— Прежде всего о том, что дела французиков не так хороши, как они желают показать всему миру…
— И… — вопросительно смотрел на посланника граф.
— И надо ждать перемены в общеевропейской политике.
— Вы совершенно правы, — согласился канцлер, — это первое, что пришло мне в голову, когда одно за другим мной были получены оба послания. Король Фридрих, не выпуская Францию из своих могучих, удушающих объятий, за ее спиной будет и дальше строить козни, дабы перессорить все европейские дворы. Уверен, и вы лично это хорошо понимаете. — Претлак чуть наклонил голову, но не произнес ни слова. — Из двух французских посланий мы с вами, оставаясь едва ли не единственными дружескими державами на всем континенте, можем сделать бесспорный вывод: Фридрих готов нарушить свое соглашение с Людовиком и сделать очередной ход. Вы со мной согласны?
— Беспрекословно и полностью, — согласился австрийский посланник. — Скажу более того, вы разволновали меня настолько, что немедленно отправлюсь домой и составлю донесение своей императрице, в котором, не ссылаясь на вас, граф…
— И на увиденные вами грамоты, — поспешно добавил Бестужев.
— Именно, ни в коем случае не затрагивая государственных тайн переписки, сообщу императрице о неустойчивости равновесия, в котором мы пребываем сегодня.
— Пока прусскому орлу не выщиплют часть его черных перьев и не укоротят хищные лапы, никто во всей Европе не сможет спать спокойно.
— Можем ли мы по–прежнему надеяться на помощь России? — негромко спросил Претлак и внимательно посмотрел в разгоряченное беседой лицо российского канцлера.
— Разве мы не связаны обоюдным договором? — хитро усмехнувшись, ответил тот.
— Понимаю, граф, но договор — договором, а действия есть действия. Придет ли русская армия на помощь моей империи в случае военных действий со стороны прусского короля? Прошу вас ответить определенно.
— Как вам сказать, — неожиданно отвел в сторону глаза Бестужев, — боюсь, что мы не совсем готовы к открытым проявлениям наших дружеских отношений. Слишком велики расходы.
— Сколько? — сухо спросил австрийский посланник и поднялся с кресла.
— О чем вы спрашиваете? — замялся Бестужев и также приподнялся, но глаз не поднял.
— Мне известно, насколько важно слово вашей светлости в решении государственных вопросов, известно мне и про ваши расходы, связанные с проведением собственной линии. Мы готовы возместить часть от израсходованных вами средств. Назовите цифру, граф.
"Все–то ему известно, — подумал про себя Алексей Петрович и поморщился, но, может, оно и к лучшему, не нужно полунамеков, когда тебя очень хорошо понимают и сами предлагают деньги".
— Не стесняйтесь, назовите сумму, — подбодрил графа Претлак. — Я сообщу о том в сегодняшнем послании.
— Можно, я не буду называть конкретную сумму, а предоставлю это сделать вам самостоятельно? — неожиданно нашел выход из щекотливой ситуации канцлер, и хитро улыбнулся.
— Что? — переспросил Претлак и, поняв хитрость сказанного Бестужевым, весело рассмеялся. — Как хорошо, что вы, граф, в числе наших сторонников, а не наоборот.
— Могу со своей стороны ответить тем же, — сделал что–то похожее на реверанс канцлер. — Скажу больше, последнее время вынашиваю планы, дабы король прусский полностью раскрыл свой хищный клюв и сделал, если не прыжок, то хотя бы намек на него. Тогда и императрица, и все мои недруги увидят правильность моей позиции.
— Благодарю за откровенность, ничуть в том не сомневался, — откланялся австрийский посланник и не спеша направился к выходу.
— Поспешите с посланием, — вдогонку ему проговорил Бестужев, но Претлак лишь кивнул, не останавливаясь, и осторожно прикрыл за собой дверь.
Оставшись один, Бестужев схватил колокольчик и нетерпеливо позвонил. Не прошло и минуты, как в кабинет, запыхавшись, вбежал его секретарь и, преданно глядя, спросил:
— Изволили звать, ваше сиятельство?
— Бери бумагу и пиши, — хмуро буркнул тот, не глядя на секретаря.
— Готово, — сообщил тот, усевшись на уголок кресла возле столика, где только что сидел австрийский посланник, разложив перед собой письменные принадлежности.
— Писать от своего имени будешь, — пояснил канцлер, принявшись вышагивать по кабинету, как делал это обычно, когда случалось диктовать какое -то письмо или иной документ. — Начнешь так, что по приказу его сиятельства велено ответить вам…
— Кому ответить? — осмелился робко перебить его секретарь.