— Тебя же отец надоумил, так? — неожиданно зло процедил Антон и сжал кулаки. — Твой папаша. Я знаю про шантаж. Уж мне не ври про «не люблю, не куплю, пока»!
Или Канарейкин так себя убеждал, или правда верил в то, что говорил. Милана покачала головой и ответила:
— Двадцать первый век, очнись. Никакой шантаж бы по итогу меня не остановил, будь во всем этом смысл. Мы не Ромео с Джульеттой, чтобы до вечности вместе. Успокойся и поезжай домой. Нормальные люди в такую погоду даже собаку из квартиры не выпускают, а ты за девушкой бегаешь.
Скользнув в теплый салон, она захлопнула дверцу, мгновенно отгородившись от реального мира. Там, где Антон продолжал звать ее. Ни разу не посмотрела в окно, проигнорировала стук в стекло и лишь на повороте позволила молча расплакаться. Благо услужливый водитель отгородился выдвижным защитным экраном, через который ничего не было видно.
— Поговорил?
Кожа на костяшках содралась с первого удара о каменную стену забора. За ним последовал второй, третий, и так пока Антон совсем не сбил руку в кровь. Алые капли смешались с водой и пропитали рукав свитера под кожаной курткой. Он задыхался от нехватки кислорода, но еще сильнее — от жестоких слов, произнесенных той, от которой меньше всего ждал такого холодного приема. Канарейкин искал в Милане поддержку, а вместо нее получил жестокий от ворот поворот.
Вот и вся хваленая любовь. Такая же лживая, как его семья.
— Давай, — хрипло рассмеялся Антон и прижался спиной к стене. Взгляд устремился к серому небу, где облака безжалостно пресекали любые попытки солнца осветить землю и обогреть своим теплом.
— Что давать? — последовал лаконичный ответ. Холоднее ветра, что сейчас обдувал влажные дорожки на щеках и превращал грязь на коленках в комья.
Проведя ладонью по лицу, Антон стер набежавшие слезы и шумно вздохнул.
— Начинай шутить, Тасманов. Прямо как любишь. Чтобы от издевок повеситься хотелось и еще большим говном себя почувствовал, — вяло огрызнулся Канарейкин и бросил взгляд на невозмутимого Тасманова.
А тот лишь раскрыл черный зонт, дабы шагнуть вперед и спрятать их от вездесущего дождя. Пока капли медленно стекали по влагоотталкивающей ткани, Марк продолжал стоять, молчать, будто ничего не происходит.
— Ты и так говно, — лаконично заметил Тасманов и критично осмотрел своего недобитого противника. — Прям такое, жиденькое. Долго собрался сидеть? Зад застудишь, потом вся семья будет скулить. Вставай давай. Баба бросила, теперь вешаться пойдешь?
— Все равно делать больше нечего, — тихо ответил Антон и ойкнул, когда Марк пнул его несильно. — Чего творишь?!
— Дарю волшебный пендель. Заметь, совершенно бесплатно, — хмыкнул Тасманов и протянул руку. — Вставай, Канареечка. Хватит отсиживаться в гнезде, пуская сопли на кулак. Сколько еще будешь прятаться от семьи?
Антон с сомнением покосился на ладонь Марка, но все-таки принял ее и поспешно встал. Отряхнувшись, он неуверенно покосился на зонт в руках Тасманова. Становилось все холоднее, промокшая одежда нисколько не добавляла комфорта, а подлый гад взял и сложил зонт.
— Козел, — вздохнул Канарейкин и покачал головой. — Не могу сейчас вернуться к себе. Пока не готов.
— Ну так делай что-то, — иронично заметил Марк. — Мне осточертело тебя кормить. Ты вообще-то прожорливый. И руки из задницы, чуть полквартиры мне не спалил.
Канарейкин слабо улыбнулся, затем покачал головой. В синем взоре он не уловил ни сочувствия, ни привычной жалости. Никто здесь с ним не бегал, тонкую душевную организацию спасать тоже не рвался. Пока родные пытались вернуть Антона в лоно семьи, Тасманов только сетовал на его присутствие на своей жилплощади.
Странно. Из всех возможностей Канарейкин пошел к тому, кто никогда не был ему даже приятелем.
— Все равно Настя живет с родителями вместе с собаками, — пожал плечами Антон. — А тебе скучно, я знаю. Ты один сходишь с ума и лезешь на стенку.
— Да ничего подобного, — пробурчал Тасманов, отведя взгляд в сторону. — Просто у моей жены дурь не выветрилась. Устроила глупую забастовку.
Тема ссоры с женой для Марка по-прежнему оставалась болезненной, потому Канарейкин решил не лезть в нее лишний раз. Сами разберутся. В конце концов Настя сдастся под напором — это лишь дело времени и терпения. А Тасманов лучше других умел выжидать.
— Все равно спасибо, — сказал Антон и неловко провел ладонью по влажным волосам. Из груди вырвался короткий, горький смешок. — Похоже, из всей семьи только с тобой у меня получается строить более-менее доверительные отношения. Хоть мы и ненавидим друг друга.
Марк неожиданно посмотрел куда-то в сторону, пока не очнулся и не ткнул Канарейкину в грудь кончиком зонта. Их взгляды пересеклись, Антон застыл, как кролик перед удавом. По спине пробежали мурашки от выражения лица зятя. Возникало ощущение, будто перед ним серийный маньяк-убийца.