Она оборачивается. Подруга бледнее прежнего, под глазами залегли глубокие тени. К груди крепко прижата сумка на ремне.
– Ты будто призрака увидела.
– Похоже, что так.
– Ты в порядке? Прости, глупый вопрос.
– Все нормально. Я будто… оцепенела.
Шею она обмотала толстым вязаным шарфом. И сейчас, будто вдруг вспомнив о нем, она поспешно его размотала и бросила на пол.
– Ава?
– Он знал, Сэм. Папа. Знал о маме.
– Знал? Ты уверена?
– Да. Я нашла ее письма. И еще… – Она передернула плечами. – Извещение о смерти, через несколько месяцев после ее ухода.
– Мне так жаль, Ава.
– Я уже была готова, конечно, но все равно поразилась, когда увидела. Но это еще не все. – Она смотрит на меня. Глаза ее полны боли и злости. – Мама и мне писала. Но я не получила писем – папа хранил их в коробке в своей комнате.
– Ты их читала?
– Еще нет. Они здесь. – Она бросила взгляд на сумку, которую прижимала к груди, и вновь посмотрела на меня. – Я догадывалась, о чем-то таком. Перед смертью он пытался что-то сказать. Он пытался извиниться. – Она качает головой. – Как он мог так поступить? Ничего не рассказал, а я все это время думала, что она просто бросила меня, будто я для нее ничего не значила.
Теперь уже я беспомощно качаю головой.
– Не знаю.
– Теперь уже не спросишь. Я не могу разозлиться на него, выслушать его и, наконец, простить. И это навсегда.
– Ох, Ава. – Я делаю единственное, что могу, – подхожу к Аве, не пугаясь ее ярости и гнева. Беру ее за руку и усаживаю рядом с собой на диване. Ава послушно садится, хотя видно, что она напряжена до предела.
– Теперь, когда я точно знаю… знаю, что мама умерла, мне некуда идти. Я не могу вечно жить у вас в гостевой комнате.
– Почему нет? У нас хватает места. В этом доме легко заблудиться.
– Дело не в этом. А что скажут твои родители?
– А что они скажут? Прошу, не уходи. Как бы то ни было, не думаю, что папа тебя выставит: что о нем тогда напишут в газетах? Сначала он утверждает, что А2 уничтожены, потом выставляет на улицу девушку, которая осталась сиротой по милости этой группировки. Вот уж чего точно не случится.
Она смотрит на меня, склонив голову к плечу, и выдавливает смешок.
– Пожалуй, ты права. Но все равно не в этом дело.
– А в чем же?
Она качает головой.
– Я уже даже не знаю.
– Оставайся. Поверь мне.
Она бледно улыбается.
– Спасибо, что выслушала. Но меня ждут письма. – Она касается сумки, которую так и не выпустила. – Хочу почитать в одиночестве.
– Ты уверена?
– Да, вполне.
– Дай мне знать, если надоест одиночество или захочется поговорить. Что бы ни случилось. Ладно?
– Хорошо. Обещаю.
Я обняла ее. Она не сразу расслабляется, но потом прижимается ко мне щекой. Отстраняется и смотрит на меня. В ее глазах появляется что-то новое, чего я не могу прочесть.
Она опускает взгляд и говорит:
– Иди.
13. Ава
Я слежу за Сэм, когда она идет через комнату. На пороге она останавливается, будто сомневаясь, но все-таки выходит. Дверь закрывается.
Я вздыхаю, откидываюсь на спинку дивана. Злость проходит: ее прогнали слова Сэм об отце. Я улыбаюсь, но улыбка быстро сходит.
Она все еще не знает главной причины, почему я не могу оставаться здесь в качестве ее подруги. Не знаю, как долго я смогу скрывать свои чувства к ней.
Но куда еще мне пойти?
Я качаю головой. Я просто пытаюсь отвлечься от того, что нужно сделать. Я отчаянно хочу прочитать письма и вместе с тем боюсь.
Я открываю сумку. Письма к папе тоже здесь. Их я оставлю на потом или вовсе не стану читать.
Я достаю те, что адресованы мне, не меняя порядка.
Сначала самое раннее. Я касаюсь надписи на конверте – обвожу пальцем буквы, которые она выводила, чтобы отправить письмо мне.
Я вскрываю конверт, достаю листок, раскрываю его и читаю.
Полились слезы, и зрение затуманилось. Читать я больше не смогла.