Обречённая

– Разумеется, этим наши действия не ограничатся. В первую очередь мы должны принести безопасность на улицы ради наших детей. – Он бросает взгляд налево, где стоят семьи. – Военное прошлое, служба в полиции и в антитеррористических подразделениях делают Мертона Грегори лучшей кандидатурой, чтобы воплотить жесткие меры.

Теперь вперед выступает отец Сэм и произносит:

– Последние дни и недели стали для нас серьезным испытанием. Пришло время для решительных мер – те, кто учит наших детей жестокости, не уважают ценностей, принятых в нашем обществе. Пришло время для верховенства закона, чтобы вернуть порядок на улицы. Будут применены следующие чрезвычайные меры: со вчерашнего дня к подавлению беспорядков, бунтов или незаконных собраний привлекается армия. С настоящего момента по всей стране в девять часов вечера объявляется комендантский час. Нарушение комендантского часа ведет к незамедлительному аресту. Уже создано новое элитное подразделение для выявления и уничтожения террористических организаций в нашей стране. Вербовка сотрудников, а также усиление армии и полиции начинается немедленно. И наконец, вводится смертная казнь за террористическую деятельность и измену родине.

Я изумленно распахиваю глаза. Смертная казнь? Смертную казнь в Великобритании отменили… десятки лет назад.

Слово вновь берет Армстронг и подводит итог всему выступлению. А дальше – улыбки, рукопожатия, похлопывания по спине, и все это время я таращусь на экран, а в голове кружатся мысли.

Собственность и богатства перераспределят: чью собственность и кто будет это решать?

Смертная казнь за преступления, абстрактно названные «терроризмом и изменой», но что сюда относится? И кто решает?

Элитный отряд – с какими полномочиями?

И комендантский час: нарушение ведет к аресту, но с каким наказанием?

Сэм держится молодцом все время, но, видимо, я настолько хорошо ее изучила, что замечаю напряжение вокруг глаз. Руки, которые она сцепила перед собой, будто одеревенели – или мне кажется? Может, это мне все только чудится.

Отлично, Армстронг. Ты подстроил все так, что при поддержке Грегори станешь любимцем людей. Но если что-то пойдет не так, то винить будут не тебя.

22. Сэм

Когда гаснет красный огонек новостных камер, я валюсь с ног. Я ищу взглядом папу, но он беседует с Армстронгом, а потом один из секретарей уводит меня и детей Армстронга.

– Ты как, Сэм? – шепчет Сэнди, старшая из троих, и я напоминаю себе, что не следует расслабляться.

Пожимаю плечами.

– Ноги болят, – говорю частичную правду.

– А у меня – лицо. Слишком долго улыбалась, – говорит Сэнди и морщится. Ей не больше одиннадцати – учится в первом классе моей школы и уже отлично справляется с тем, чтобы стоять неподвижно и улыбаться. А это не так-то просто.

Нам принесли газировку и кексы, но я бы убила за чашку чаю.

– Раздражает, что приходится торчать тут с детьми, – буркнула Сэнди, и я едва не рассмеялась: в точности мои мысли, хотя я рада была сбежать от давящего внимания общественности. Ее брат с сестрой – близнецы, им лет по восемь, и они вскоре затевают спор о том, кто получит последний шоколадный кекс. Их жизни уже не будут прежними. Сплошные бронированные лимузины и охрана – команда Армстронга и команда Грегори, а шоколадных кексов на всех не хватит.

Всю пресс-конференцию я не выпускала крошечную камеру из рук. Вряд ли кто-то заметил – я не делала снимков во время прямого репортажа, зато делала до и после. Фотографировала ничего не подозревающих людей, чтобы знать, кто с кем стоял под взглядами всей страны, даже то, как они стояли – язык тел: кто расслаблен, а кто напряжен.

Теперь я фотографируюсь с Сэнди, а на фоне дерутся близнецы.

Дети устали и стали капризничать, Сэнди принялась зевать, а мой желудок потребовал горячей еды. Наконец про нас вспомнили. Лейтон? А с ним Коулсон и еще один агент.

– У меня чудесные новости! – воскликнул Лейтон.

Я изогнула бровь. Это все сон?

– Вы летите домой на вертолете! А сопровождать вас будут эти джентльмены.

– На вертолете? – Близнецы и Сэнди пришли в восторг и принялись одеваться, а я посмотрела на Коулсона и увидела в его лице напряжение. Он стоит у двери, и я подхожу к нему, чтобы не пугать детей.

– Что происходит? – спрашиваю тихо.

Он оборачивается, смотрит на меня, и на мгновение на его лице проступает нерешительность – он сомневается, сказать правду или поскорее отделаться от ребенка. Первое побеждает.

– В районе собираются большие группы протестующих, – говорит он. – Мы должны вас увезти.

– Спасибо, что сказали правду.

– Вам она по зубам.

К нам присоединяются мама и миссис Армстронг, и мы спешим по коридору. На лице Сэнди проступает неуверенность, будто она смутно осознает – что-то не в порядке. Мы подходим к двери и слышим: звук разъяренной толпы. Смутные, отдаленные стоны и хрипы заполняют воздух.

Нас окружают агенты вместе с Коулсоном и ведут к парковке, которую каким-то чудом очистили для нашего транспорта.

Это большой военный вертолет, чтобы всех вместить. Над нашими головами вращаются лопасти, и близнецы со всех ног бегут под ними. Нам помогают взойти на борт.