Обречённая

– Знаю, – говорит она со вздохом. Я легко касаюсь ее руки, но она крепко сжимает мою ладонь.

– Просто пообещай все взвесить, прежде чем соглашаться. Сначала хорошо выспись, а когда мысли прояснятся, еще раз все обдумай.

– Хорошо, обещаю, – говорит Сэм и поднимает взгляд. Однажды я пыталась перенести этот взгляд на бумагу, но никак не удавалось передать увиденное.

– Когда ты в последний раз рисовала? – спрашиваю я.

Сэм удивленно вскидывает брови и качает головой.

– Почему нет?

– По разным причинам. Мысли заняты другим, да и некогда. Сейчас я не рисую, а делаю фотографии. Никакой рисунок не может передать жизнь настолько правдоподобно, как снимок.

– Может быть, если снова начнешь рисовать, на многое взглянешь более ясно? Или хотя бы расслабишься и уснешь.

Она склонила голову к плечу.

– Наверное. Не знаю. Спасибо, Ава. Как бы то ни было, нам надо поговорить еще кое о чем – о субботе.

Я неуютно поерзала на стуле. Церемония кремации папы. Я вздохнула.

– Я старалась об этом не думать.

– Знаю. Будешь говорить что-нибудь?

Я покачала головой.

– Должна, но я слишком запуталась и просто не могу.

– Все нормально. Ты не должна. В любом случае я буду рядом. И Пенни придет. Мы заберем тебя утром, хорошо? Кажется, Пенни говорила, что машина придет в десять.

Сэм подается вперед и обнимает меня. Мне хочется крепко стиснуть ее и никуда не отпускать, но я через силу разжимаю руки.

Она отстраняется.

– Ты была права, по крайней мере, в одном.

– В чем?

– Кажется, пора вспомнить про рисование.

32. Сэм

Я коротко постучала, приоткрыла дверь и заглянула в класс рисования.

Миссис Дженсон раскладывала кисти и, оторвавшись от занятия, подняла взгляд.

– Сэм, – улыбнулась она. – Давно тебя не видно на уроках.

– Знаю. Не было настроения… – я пожала плечами, – вдохновения или что там нужно, чтобы рисовать.

– Великие художники не зависят ни от настроения, ни от вдохновения. Они всегда готовы работать, даже столкнувшись с большими трудностями – в таком случае даже охотнее.

– Но я не великий художник, – запах краски заманил меня в класс.

– Сейчас, может, и нет, но когда-нибудь станешь. У тебя разве нет уроков?

– Нет, у меня «окно», – это ложь, сейчас по расписанию английский, и ей это наверняка известно, но она ничего не говорит.

– Не поможешь?

Мы принимаемся очищать кисти, и запах краски смешивается с запахом растворителя. Миссис Дженсон работает молча, не нарушая тишину пустой болтовней. Из-за вони окна открыты, но в комнате не холодно. В такой осенний день забываешь о скорой зиме, и я смотрю на дрожащие листочки и слушаю пение птиц. Сюда доносятся лишь отголоски уличного шума, и даже кажется, что мы где-то за городом.

И вдруг в главные ворота въезжают две большие черные машины и останавливаются под окном. Двери открываются, и выходят правительственные агенты в черных костюмах – лордеры.

За кем на этот раз? Я вздыхаю. И подумываю как-нибудь отвлечь миссис Дженсон, чтобы вытащить камеру, сделать снимки и потом выложить под тегом #БЕДА.

Они направляются в класс английского.

Одни идут через центральный вход, другие обходят здание сбоку. Оттуда можно попасть только в один класс.

Где проходит мой урок.

Время замедляется, замирают листья на деревьях, будто ветер вместе со мной задерживает дыхание.

Из боковых дверей снова показываются агенты. Они переговариваются с теми, что ждут на улице. Затем один достает рацию и что-то в нее говорит.

И они расходятся, чтобы продолжить поиски.

Если поиски продолжаются, значит, они не нашли что искали, так?

Я должна быть в классе, который они проверяли.

Двое направляются к корпусу искусств, и я отступаю от окна.

– Сэм? В чем дело?

Миссис Дженсон подошла к окну и, увидев лордеров, едва слышно выругалась. Она взглянула на мое лицо и испугалась.

– Сэм? Ты попала в беду?

В моем взгляде мольба.

– Идем.

Она ведет меня к шкафу в дальнем конце комнаты, где хранятся принадлежности для рисования, и раздвигает мольберты и прочий хлам. Она вталкивает меня внутрь, заваливает мольбертами и закрывает дверь.

Темнота здесь густая, непроглядная, и я пугаюсь: привычка смешивается с настоящим осознанным страхом, и мне хочется закричать, выбраться и вырваться наружу…

– Мы ищем Саманту Грегори, – говорит холодный голос, и я неподвижно застываю.

– Здесь ее нет, – отвечает миссис Дженсон. – Урок рисования у нее был вчера. Можете взять расписание у школьного секретаря.

– Уже.

– Значит, вам известно, что здесь ее быть не может, – видно, что она нервничает – слишком много болтает. Надеюсь, я заметила это только потому, что хорошо ее знаю.

Раздается тяжелая поступь.

Шаги приближаются.

Слева скрипнула дверь и почти сразу закрылась.

Теперь открывается моя дверь, и в мое укрытие проникает свет. Но я крепко зажмуриваюсь, будто так меня точно никто не увидит.

Дверь снова закрывается.

Шаги удаляются. От облегчения меня пошатнуло, и куча мольбертов, за которой я пряталась, накренилась и стукнула о дверь.

Страх мгновенно затапливает с головой волной ужаса. Шаги остановились? Неужели услышали?

Нет. Никто не вернулся.

33. Ава