Обречённые

— Я же просил что-то неброское, — произнёс я.

— А это и есть неброское, — словно фея, она порхнула и легла на кровать.

— По-твоему жёлтый цвет это норма серости? — я продолжил выказывать своё недовольство.

— Перестань ворчать и лучше иди ко мне. — Ребекка попыталась отвлечь меня от темы.

— Нам нужно найти что-то другое, — решительно высказался я.

— Нет! — крикнула она. — Мне нравится эта машина! И я её оставлю.

— Ты когда-нибудь будешь считаться с моим мнением? — не поддаваясь на её провокации, спросил я.

— Каким же ты бываешь занудным. Ты постоянно всем и всегда недоволен! — Она резко соскочила на ноги и вылетела прочь из номера, захлопнув за собой дверь.

Я медленно прилег на кровать, пытаясь сдержаться и не побежать за ней. Мне жутко хотелось это сделать. Я не мог отогнать от себя мысли, что в порыве ярости она может сотворить что-нибудь ужасное. Тем самым вновь поставить очередную точку в нашем пребывании здесь. Я взял в руку книгу и попытался отвлечься.

Она не появлялась уже более трёх часов. Я знал, обычно, если сестра уходила в плохом настроении, то обязательно случалось что-то плохое. Подождав ещё около часа, я всё же решил выйти и поискать её. Далеко она не могла уйти, так как сама боялась, что я могу развернуться и исчезнуть из её жизни.

Горящий свет в соседних номерах. Ссора хозяина гостиницы с одним из постояльцев. Рёв мотора подъезжающего грузовика. Ругань и крики любовников за тонкой стеной одного из номеров. Всё это вскоре сменилось затишьем. Треск сверчков. Шорох листвы. Скрип старых веток деревьев. Отдалённый волчий вой в ночной симфонии звуков. И снова оно это чувство в груди. Казалось, ещё пару десятков лет назад я не знал, что оно могло, значит. Но теперь… словно с каждым новым прожитым днём дыра в моей груди становится больше. Невыносимая боль пожирает меня изнутри. Словно я слабый и уязвимый человек. Я не могу забыться. Не могу уйти. Не могу понять. Не могу избавиться от него… чувства одиночества. Как только я остаюсь без неё, то теряюсь и сам. Словно ничто незначащая в этом мире песчинка, меня подхватывает ветер печали, и я растворяюсь в миллионном скопище пустоты. Пусть мне без неё больно, но вместе нам ещё больнее. Я бы смог сдержаться и побороть в себе желание потакать, если бы она не придала меня забвению своего плена. Словно ядом, она травила меня своей сестринской любовью, ежечасно убивая во мне любые порывы человечности.

Где ты можешь сейчас быть, Ребекка? — в голове крутился только этот вопрос. В такие дни я всегда стоял перед выбором. Я мог остаться и ждать. Или я мог просто уйти, воспользовавшись её безрассудством. Чего же я сам жаждал? Ведь таких ситуаций было бесчисленное множество, и к какому выбору я всегда склонялся? Я оставался. Роль сторожевого пса выпадала мне всякий раз в постановке, которую ставила она, хозяйка моей жизни — Ребекка. Я ненавидел сестру до краёв всей вселенной. Иногда во мне просыпалось зверское желание убить её, но мысль, что она моя единственная родственная душа заставляла меня взять себя в руки и снова и снова идти на поводу её бесконечных выходок.

Блуждая вдоль стволов высоченных елей, я вспоминал наше странное и чуждое моему восприятию детство. Иногда я чувствовал не просто пустоту и одиночество, даже находясь рядом с ней, я ощущал безысходность. Я всегда знал, что когда-нибудь её поступки обойдутся ей очень дорого…. но платить за это придется только мне.

Одни и те же действия мы повторяли год за годом, теряясь в чужих лицах меж толпами людей, растворяясь в бессмысленных бесконечных днях среди обычных смертных. Я не признавался Ребекке, но если честно, то мне уже не хотелось такой жизни, ни для себя, ни для неё…

Глава 2 Безликость