Обречённый рейх и Россия. Мифы и факты

А потом, после казни главных военных преступников, открылись двери двух камер во Дворце правосудия в Нюрнберге. Двум заключенным, высоким мужчинам крепкого телосложения, приказали встать и одеться. Ими были Альберт Шпеер и Бальдур фон Ширах. Их по тихим и темноватым коридорам дворца сопровождали вооруженные охранники из армии США. Шум появился тогда, когда они вошли в ярко освещенный зал и прищурились от раздражавших глаза едких паров хлорной извести, которой был побелен пол. Перед ними высилась виселица. Возле нее лежали только что снятые леса. Заключенным приказали помочь разобрать последнюю «рабочую» виселицу, на которой несколько часов тому назад были повешены их нацистские коллеги.

Двое заключенных, не удостоившихся позора быть повешенными, знали, что только отравивший себя рейхсмаршал Герман Геринг и лидер Трудового фронта Роберт Лей, повесившийся с помощью носового платка, перехитрили своих палачей.

Это тот Шпеер, который возглавлял министерство вооружения и боеприпасов и 18 марта 1944 года передал Гитлеру очередную памятную записку, в которой предсказывал «с уверенностью окончательный крах немецкой экономики» в самое ближайшее время и напоминал об обязательстве фюрера «в случае проигранной войны уберечь народ от героического конца».

Шпеер в своем последующем письме к Гитлеру передает суть их разговора таким образом:

«Из Ваших слов, сказанных мне… в тот вечер — если я правильно их понял — ясно и недвусмысленно следовало: если война проиграна, то погибнет и народ. Такова неотвратимость судьбы. Не следует обращать внимание на те основы, которые нужны народу для его примитивнейшей дальнейшей жизни. Напротив, лучше самим разрушить эти вещи. Ибо этот народ показал себя слабым, и будущее теперь принадлежит более сильному восточному народу. Если что и останется после борьбы, так это все равно лишь неполноценные люди, ибо все достойные погибли.

Я был чрезвычайно потрясен этими словами. И когда день спустя прочитал приказ о разрушениях, а вскоре вслед за ним приказ об эвакуации, я увидел в них первые шаги по осуществления этих намерений».

«Хотя приказ о разрушениях лишал Шпеера власти и отменял все его распоряжения, — писал Иоахим Фест в третьем томе своей книги «Гитлер», — он ездит в прифронтовые районы и убеждает местные власти в бессмысленности полученных ими приказов. Он дает указание топить в воде взрывчатку и достает для руководителей жизненно важных предприятий автоматы, чтобы те могли защищаться от прибывших команд подрывников».

Именно упорство Гитлера вносило путаницу в стратегический план обороны Берлина двумя вариантами: созданием Германского бастиона, собрав воедино все оставшиеся на Востоке силы и укрепить, таким образом, растянутый фронт обороны, или подавлением сопротивления союзников мощным ударом на Западе. Но он выставил себя воителем, подобным полководцам древней Греции и Рима против гуннов и варваров. Во время войны таковыми он считал «еврейско-большевистское правительство» во главе Советского Союза. Но ни то, ни другое он то ли не хотел сделать, то ли ему не дали. Так к 1944 году у него возникло чувство хаотического бегства в никуда из ниоткуда.

Красиво выстроенный ряд домино от толчка под Сталинградом стремительно побежал в сторону Германии. Сопротивление было в нескольких местах этого падающего ряда — убиралась костяшка. Но всякий раз что-то или кто-то задевал предыдущую кость и падение продолжалось.

Война с Советской Россией была катастрофической ошибкой главного злодея ХХ столетия, который привел на эшафот свою креатуру, нацистскую элиту, сурово судимую Главным Военным Трибуналом союзников в Нюрнберге и в других городах Германии, а также оккупированных вермахтом стран, где совершались чудовищные преступления против мира и человечности.

Тайны Рудольфа Гесса